III Современники о художнике

1. ИЗ ПИСЕМ

Ф. А. ВАСИЛЬЕВ - А. С. НЕЦВЕТАЕВУ («Вестник изящных искусств», т. 8, 1890, вып. 4, с. 304-305.)

Ялта. 4 февраля 1872

От души рад, что наш Иван Иванович расходился и по-старому нарохтится написать достойную себя картину, как Вы пишете. Целую моего племянника, (В 1871 г. у Шишкина родился сын Владимир (умер в 1872 г.).) передайте это им. Не забудьте сказать также Ивану Ивановичу, чтобы он хорошенько поналег на картину: 1000 рублей - штука хорошая, (Речь идет о конкурсе в Обществе поощрения художников.) а потому Клодт (Клодт Михаил Константинович (1833-1902) - известный пейзажист. Учился в Академии художеств (1851-1858). В дальнейшем занимал здесь должность профессора пейзажного класса (1871-1886).) и Саврасов не пожалеют труда заработать ее, а Иван Иванович, к его несчастью, во 1-х, всегда очень поздно начинает писать, а во 2-х, всегда очень легко относится к живописи. Это последнее - самый большой пробел у него, а между тем он может его поправить без труда. Это не фразы, а сущая истина, которую я познал своим долголетним опытом.

Поле. Офорт. 1886

И. Н. КРАМСКОЙ - Ф. А. ВАСИЛЬЕВУ (Иван Николаевич Крамской. Письма, статьи, т. 1. М., 1965, с. 106-109.)

Спб. 22 февраля 1872

Недели две тому назад И[ван] И[ванович] Шишкин работает, т. е. заканчивает у меня свою картину на конкурс, так как у него ему пет возможности ничего написать, вследствие тесноты, кроме черных сапог. К тому же он начал большую вещь, очень большую. Вы его знаете очень хорошо и можете представить себе, что он сделал, если я скажу, что он написал вещь хорошую до такой степени, что Шишкин, оставаясь все-таки самим собою, до сих пор еще не сделал ничего равного настоящему. Это есть чрезвычайно характеристическое произведение нашей пейзажной живописи - конечно, принимая во внимание, что школа наша не бог весть что такое. [...] Шишкин заболел, не успевши кончить вещь, в которой работы было дня на два. Она и теперь еще здесь. Конкурс отложен до 1 марта. (1 марта открылась выставка произведений, предназначенных для конкурса, а сам конкурс состоялся 12 марта.) [...] Григорович (Д. В. Григорович.) ничего больше и не говорит: «Ах, какой Шишкин!», «Ах, какой Васильев!», (Речь идет о картинах «Сосновый бор. Мачтовый лес в Вятской губернии» И. И. Шишкина и «Мокрый луг» Ф. А. Васильева.) «Ах, какой Васильев!», «Ах, какой Шишкин!», «Две первых премии, две первых премии, две первых премии». Конечно, ничего не известно, что будет и как решат, но мое мнение, по совести, если класть шары: и та, и другая. Эти вещи до такой степени разнородны и равносильны, что нет возможности решить, которая. Если бы премии были такие: 1-я - 1000, а 2-я - 900, и я был бы в числе обязанных уж непременно произносить приговор, то я бы положил: Шишкин- 1-я, Васильев - 2-я, но так как расстояние между 1-й и 2-й премиями громадное, то не может быть сомнения, что первых премий должно быть две. Вещи взаимно исключают одна другую или взаимно заменяют. Большей противоположности трудно себе вообразить. Одна -Шишкина - объективная, по преимуществу, другая - Ваша -- субъективная [.. .]

Теперь опишу Вам картину Шишкина. Вот она как расположена: (Здесь в тексте письма дан набросок композиции картины.) величиной она вместит четыре Ваших на своей плоскости - почти. Лес глухой и ручей с железистой, темно-желтой водой, в котором видно все дно, усеянное камнями. На левой стороне - большая, упирающаяся в раму сосна, березка - и за ними глушь. Внизу под ними - коряга, мхи и папоротники. Направо, по пригорку, - сосновый лес, уходящий влево. Под соснами, на пригорке, два медведя, один очень умильно поглядывает на улей, привязанный к дереву на благородную дистанцию, другой охаживает около - это выражено. Направо, на пригорке, - сломанное дерево с вывороченным корнем. Все освещено солнцем. Правый берег - осыпающийся песок с камнями, опутанный корнями. Голубое небо с белыми облачками. Картина имеет чрезвычайно внушительный вид: здоровая, крепкая и даже колоритная. Всего лучше вода и вся правая сторона, и что удивительно - небо, действительно светлое и легкое небо, - словом, картина хорошая и производит впечатление здоровое. Но, как всегда, скорее более рисунок, чем живопись. Лучшей вещи оп не писал.

И. Н. КРАМСКОЙ - П. М. ТРЕТЬЯКОВУ (Иван Николаевич Крамской. Письма, статьи, т. 1, с. 110.)

И. Н. Крамской. Портрет И. И. Шишкина. Масло. 1880. ГРМ

[Петербург]. 1 марта 1872

Одновременно с Вашим письмом о Шишкине (Имеется в виду письмо Третьякова от 25 февраля 1872 г., в котором он спрашивал у Крамского о цене за картину Шишкина «Сосновый бор. Мачтовый лес в Вятской губернии».) я получил ответ на телеграмму, в котором он объявляет цену 1000 рублей.

Картина Шишкина, когда будет кончена, будет стоить 1500 рублей. Здоровье его в настоящее время немножко лучше и, как говорит доктор, пошло ко выздоровлению. У него сделался тиф, осложнившийся на 5-й день болезни воспалением легких самой острой и злой формы, по, как он говорит, оставляющей не такие пагубные последствия, как воспаление легких более медленное. Лечение и болезнь, сколько мне кажется, идет правильно.

Ф. А. ВАСИЛЬЕВ - А. С. НЕЦВЕТАЕВУ («Вестник изящных искусств», т. 8, 1890, вып. 4, с. 306-307.)

Ялта. 3 марта 1872

Неужели болезнь дорогого моего Ивана Ивановича опасна? Не может быть! Ведь это просто ужасно! Я просил Крамского немедленно телеграфировать. Кланяйтесь Ивану Ивановичу и сестре, и скажите, что хотя я и не пишу ему, по все-таки моя привязанность к нему не уменьшилась нисколько; ну, да это он, я думаю, и сам чувствует без объяснений. [...]

Вчера получил письмо от Ивана Николаевича, в котором он описывает новое произведение нашего Ивана Ивановича такими красками, что я прыгаю до потолка от радости. (См. письмо Крамского к Васильеву от 22 февраля 1872 г.) Нате же, черт возьми, нате же, и Клодт, и знаменитые Мещерские и Саврасовы, и проч. и проч.! По отзыву его же, Крамского, и мою картину можно ставить на конкурс, несмотря даже на этот лесище, который Иван Иванович уволок целиком из натуры и предоставил в помещение Обще[ства] поощ[рения].

И. Н. КРАМСКОЙ - П. М. ТРЕТЬЯКОВУ (Иван Николаевич Крамской. Письма, статьи, т. 1, с. 114.)

[Петербург]. 10 апреля 1872

Иван Иванович Шишкин, как Вы увидите, сделал в своей картине («Сосновый бор. Мачтовый лес в Вятской губернии».) много даже перемен - и все к лучшему, по моему мнению; впрочем, Вы увидете сами. Сколько я могу судить, картина его - одно из замечательнейших произведений русской школы.

И. Н. КРАМСКОЙ - Ф. А. ВАСИЛЬЕВУ (Иван Николаевич Крамской. Письма, статьи, т. 1, с. 120-121.)

[Станция Серебрянка]. Усадьба Снарской.

5 июля 1872

Шишкин нас просто изумляет своими познаниями, по два, по три этюда в день катает, да каких сложных, и совершенно оканчивает. И когда он перед натурой (я с ним несколько раз пытался садиться писать), то точно в своей стихии, тут он и смел и ловок, не задумывается: тут он все знает, как, что и почему. Но когда нужно нечто другое, то... Вы знаете. Я думаю, что это единственный у нас человек, который знает пейзаж ученым образом, в лучшем смысле, и только знает. Но у него нет тех душевных нервов, которые так чутки к шуму и музыке в природе и которые особенно деятельны не тогда, когда заняты формой и глаза ее видят, а, напротив, когда живой природы нет уже перед глазами, а остался в душе общий смысл предметов, их разговор между собой и их действительное значение в духовной жизни человека и когда настоящий художник, под впечатлением природы, обобщает свои инстинкты, думает пятнами и тонами и доводит их до того ясновидения, что стоит их только формулировать, чтобы его поняли. Конечно, и Шишкина понимают: он очень ясно выражается и производит впечатление неотразимое, но что бы это было, если бы у него была еще струнка, которая могла бы обращаться в песню. Ну, чего нет, того нет: Шишкин и так хорош. Удовольствуемся... он все-таки неизмеримо выше всех взятых вместе до сих пор; не более, но и не менее. Все эти Клодты, Боголюбовы и прочие - мальчишки и щенки перед ним. Но дальше нужно другое. Что? Вы, надеюсь, понимаете. Шишкин - верстовой столб в развитии русского пейзажа, это человек - школа. Но ведь после школы наступает жизнь, и хотя тоже школа, но другими приемами, чем прежде, передаваемая, - это он, как и следует ожидать, отрицает: вечная история. Впрочем, что ж, что я приношу приговоры? Ведь Шишкин до сих пор еще не перестал расти, и черт его знает, до каких пор он вырастет, а что он растет - это несомненно.

И. Н. КРАМСКОЙ - Ф. А. ВАСИЛЬЕВУ (Иван Николаевич Крамской. Письма, статьи, т. 1, с. 126.)

Серебрянка. 20 августа 1872

Шишкин все молодеет, т. е. растет - серьезно. И знаете, хороший признак, он уже начинает картину прямо с пятен и тона. Это Шишкин-то! Каково - это недаром, ей-богу. А уже этюды, я Вам доложу, - просто хоть куда, и как я писал Вам, совершенствуется в колорите.

Сосны. Офорт. 1885

Ф. А. ВАСИЛЬЕВ - Е. А. ШИШКИНОЙ (ОР ГПБ, ф. 861, ед. хр. 174.)

[Ялта]. 30 августа 1872

Что делает Иван Иванович? Мне Иван Николаевич писал, что он всех поражает быстротой и прелестью своих этюдов. Пусть он хорошенько потрудится, потрудится на этот раз для конкурса, пусть не тратит времени, прошлый конкурс - обязывает его написать так же хорошо, да ведь и относительно денег стоит трудиться - 1000 р[ублей] на полу не поднимешь, а для того, чтобы Иван Иванович налег как следует, то передай ему, что я со своей стороны употреблю все старание на то, чтобы написать на конкурс что-нибудь действительно порядочное и вышлю картину только в том случае, если буду ей доволен. Если Иван Иванович считает меня конкурентом несколько опасным - то пусть примет к сведению. Да во всяком случае нужно ему постараться если не ради денег, то ради первого места, которое он легко может занимать в небольшой семье пейзажистов; занимать его всегда, а не только тогда, когда он захочет. Это мое крайнее убеждение и дружеское пожелание.

И. Н. КРАМСКОЙ - Ф. А. ВАСИЛЬЕВУ (Иван Николаевич Крамской. Письма, статьи, т. 1, с. 141.)

С.-Петербург. 1 декабря 1872

О Шишкине сообщу Вам, что он, право, молодец, т. е. пишет хорошие картины. Конечно, чего у него нет, того и нет. Но он, наконец, смекнул, что значит писать,- судите, мажет одно место до пота лица,- тон, тон и тон почуял. Когда это было с ним? Ведь прежде, бывало, дописал все, выписал, доработал, значит, и хорошо. А теперь - нет: раз двадцать помажет то одним, то другим, потом опять тем же и т. д. Проснулся. Пейзаж сгрохал в 3 аршина, 1 вершок, внутренность (болотистая) леса, да еще в сумерки, какое-то серое чудовище, а ничего - хорошо. Другую, облачную, светлую поляну, под отвесными лучами солнца. (Речь идет о картинах «Лесная глушь» и «Полдень. Перелесок» (Иркутский областной художественный музей).)

И. Н. КРАМСКОЙ - Ф. А. ВАСИЛЬЕВУ (Иван Николаевич Крамской. Письма, статьи, т. 1, с. 148.)

С.-Петербург. 2 января 1873

Конкурс отложен до марта, как я сказал выше. Я думаю, что Вы успеете. Шишкин хотя и намерен, кажется, писать, но едва ли что сделает. Со своими двумя большими пейзажами, о которых я Вам писал уже, он так устал и измучился, что, как он говорит, - голова пуста. Один из них вышел очень хорош - лучше прошлогодней конкурсной. (Крамской сопоставляет картины «Лесная глушь» и «Сосновый бор. Мачтовый лес в Вятской губернии».) Академия его покупает. Другой же - «Полдень» - вышел ординарным. Но все-таки лучше его прежних неизмеримо - в тонах.

Ф. А. ВАСИЛЬЕВ - Е. А. ШИШКИНОЙ (ЦГАЛИ, ф. 917, он. 1, ед. хр. 86, л.)

Ялта. Февраль 1873

Мне Крамской в каждом письме, которых очень много, - описывает подвиги Ивана Ивановича, которым я по родству, во 1-х, и по художественной связи, во 2-х, душевно радуюсь. Иван Иванович очень, очень много может сделать - только бы убедился в необходимости и возможности достигнуть цели, чего он часто не хочет сделать, почему - бог его знает. Крамской пишет, что эти его картины еще лучше прошлогодней конкурсной, (Речь идет о картинах «Лесная глушь» и «Полдень. Перелесок» (Иркутский областной художественный музей).) особенно заметна выработка тонов, что Иван Иванович считал обыкновенно лишним. Поздравляю его со всей горячею к нему моего привязанностью и из глубины души желаю как можно чаще слышать о ого подвигах, которые в других поднимают, конечно, но совсем схожие с моими чувства: это лучшая мерка успеха.

И. Н. КРАМСКОЙ - К. А. САВИЦКОМУ (Иван Николаевич Крамской, Письма, статьи, т. 1, с. 263.)

С.-Петербург. 26 августа 1874

Иван Иванович живет верстах в трех (Имеется в виду станция Сиверская по Варшавской железной дороге, где в то лето Крамской жил с семьей на даче.) и какой-то стал шероховатый, окружен своей прежней компанией, занят фотографией, учится, снимает, а этюда и картины ни одной. Не знаю, что будет дальше, а теперь пока не особенно весело. (Шишкин незадолго до этого похоронил жену.) Впрочем, это натура крепкая; быть может, ничего.

И. Н. КРАМСКОЙ - П. М. ТРЕТЬЯКОВУ (Иван Николаевич Крамской. Письма, статьи, т. 1, с. 290.)

[Петербург]. 12 марта 1875

Я, к сожалению, картины Шишкина (Речь идет о картине «Родник в сосновом лесу» (частное собрание), экспонировавшейся на IV передвижной выставке в Петербурге. На полях письма Третьяков набросал текст телеграммы по поводу этого пейзажа: «...если Шишкина картина не приобретена, попросите подождать я приеду ответ Толмачи уплачен. Третьяков». Однако картину приобрел Ф. А. Терещенко.) не видал больше недели еще перед Вами, а потому не могу судить, как она была тогда, но должен сказать, что в настоящее время это едва ли не лучшая вещь на выставке; такой силы, рельефа, красок и гармонии у Шишкина было мало, да, пожалуй, и совсем не было; и, несмотря на это, поэзии все-таки нет. Да он, впрочем, о ней и не заботится. Немного неровное исполнение, именно второй план налево больше выписан, чем ему быть следует, особенно по сравнению с землей на первом плане, но и только, больше я ничего сказать не могу.

П. П. ЧИСТЯКОВ - П. М. ТРЕТЬЯКОВУ (П. П. Чистяков. Письма, записные книжки, воспоминания. 1832-1919. М., 1953, с. 77-78.)

[Петербург]. 4 апреля 1876

Шишкин растерялся. (На V передвижной выставке экспонировались пейзажи Шишкина «Пчельник», «Чернолесье» и «Еловый лес».) Ваш пейзаж с медведями («Сосновый бор. Мачтовый лес в Вятской губернии».) есть лучший из его, да и изо всех русских, исключая двух пейзажей Лебедева, (Чистяков, видимо, имеет в виду пейзажи М. И. Лебедева, находящиеся в ГРМ: «Аричча близ Рима» (1836) и «Вид Кастель-Гандольфо близ Рима» (1836).) что здесь в Академии.

В. М. МАКСИМОВ - К. А. САВИЦКОМУ (ОР ГТГ, ф. XIV, ед. хр. 132.)

[Петербург]. 29 января 1877

Шишкин делает превосходные выпуклые офорты, сейчас иду к нему учиться «травле», тоже хочу работать.

И. Н. КРАМСКОЙ - К. А. САВИЦКОМУ (Иван Николаевич Крамской. Письма, статьи, т. 1, с. 436.)

С.-Петербург. 26 декабря 1877

Теперь я Вам передаю поручение Ивана Ивановича: видите ли, он тоскует, кусает ногти, ничего не делает. Надеялся, что ему удастся заманить к себе Мясоедова, чтобы было с кем работать, а он приехал и поместился работать у меня свою картину; (Мясоедов заканчивал в то время картину «Засуха».) вот Иван Ив[анович] и думает, нельзя ли Вас выманить из Динабурга? У него есть свободные комнаты, и говорит: «Это было бы для меня чудесно. Я, говорит, не соберусь написать ему, ну, а Вы» и проч... Вот я и исполняю его просьбу, да и так думаю от себя: что, в самом деле, Вам там делать? (В ответ на это письмо Савицкий писал Крамскому 31 декабря 1877 г.: «Не думайте, что я пристрастен к «своему»; без иронии говоря, Питер тоже недурен, отдаю ему справедливое, хотя бы в лице Вашем и чудеснейшего Ивана Ивановича. Обнимаю вас обоих горячо» (Переписка И. И. Крамского, 2, с. 499-500).)

И. Н. КРАМСКОЙ - И. Е. РЕПИНУ (Иван Николаевич Крамской. Письма, статьи, т. 1, с. 452.)

Спб. 26 марта 1878

Я хотел Вам писать о выставке и потому пишу. Я буду говорить в том порядке, в котором (по-моему) вещи по внутреннему своему достоинству располагаются на выставке. Первое место занимает Шишкина «Рожь». Уже из одного этого Вы можете судить, что такое выставка; потому что все мы знаем, что от Шишкина требовать нельзя поэзии и того захватывающего душу настроения, которое озаряет пути для художников и производит сенсацию в публике (оговорюсь, впрочем: все мнения, здесь высказанные, суть моя личная точка зрения, нисколько не обязательная, к счастью, ни для кого). Потом второе место - Репин и Ярошенко, двумя этюдами: «Дьяконом» и «Кочегаром» [...]. Шишкина «Рожь» - одна из удачнейших вещей Шишкина вообще. Я думаю даже, что если бы она стояла каким-нибудь чудом в Салоне, то... (а впрочем, черт его знает!).

И. И. КРАМСКОЙ - П. М. ТРЕТЬЯКОВУ (Иван Николаевич Крамской. Письма, статьи, т. 1, с. 458.)

Спб. 15 апреля 1878

Возьмите Шишкина. Это ли не учитель? Вам, может быть, покажется это даже смешно, но я утверждаю, что Шишкин чудесный учитель. Он способен забрать 5, 6 штук молодежи, уехать с ними в деревню и ходить на этюды, т. е. работать с ними вместе. Ведь это только и нужно. 5, 0 человек! Это не шутка, когда подумаешь, что в 10 лет из Академии вырвется один, наполовину искалеченный.

П. П. ЧИСТЯКОВ - П. М. ТРЕТЬЯКОВУ (П. П. Чистяков. Письма, записные книжки, воспоминания. 1832-1919, с. 87.)

[Петербург. Май 1878]

Вероятно, Вы были на передвижной выставке. Я три раза был, и ладно. Есть хорошие картины. Особенно мне понравились: Засуха, встреча иконы, узник и рожь. (Из картин VI передвижной выставки Чистяков выделил «Встречу иконы» Савицкого (ГТГ), «Засуху» Мясоедова (Национальный музей в Варшаве), «Заключенного» Ярошенко (ГТГ) и «Рожь» Шишкина (ГТГ).)

И. Н. КРАМСКОЙ - П. М. ТРЕТЬЯКОВУ (Иван Николаевич Крамской. Письма, статьи, т. 2, с. 25.)

Спб. 26 ноября [18]79

Шишкин воротился из Крыма с целым ворохом рисунков и этюдов, и я должен сказать, что он взглянул на южную природу по-своему и положительно сделал успехи в колорите.

А. М. ВАСНЕЦОВ - И. И. ХОХРЯКОВУ (ОР ГТГ, ф. 11, ед. хр. 213, лл. 1-2.)

[Москва]. 15 апреля 1880

Ну, был в Питере у Ив[ана] Иваныча Шишкина. Конечно, от твоих рисунков в восторге (свое мнение я писал, так же, как он, немало любовался ими), что может зависеть от него он сделает, но, во всяком разе, если за них и не приведется получить денег, он хочет сделать в среде питерских художников подписку. Виктор 44(В. М. Васнецов.) тоже хочет сделать подписку в среде московских - и к осени ты, наверное, будешь в Питере. Шишкин говорит, что с таким талантом преступление оставаться где-то у вотяков. К лету тебе ехать в столицу, конечно, не резон, особенно пейзажисту, того же мнения и он.

И. С. ОСТРОУХОВ - А. И. МАМОНТОВУ (ОР ГТГ, ф. 10, ед. хр. 275, 277 (письмо частично опубликовано в книге: Валентин Серов в воспоминаниях, дневниках, переписке современников, т. 1. Л., 1971, с. 254). Мамонтов Анатолий Иванович (1840-1905) - брат известного мецената С. И. Мамонтова, владелец книжного магазина и типографий в Москве, издатель. В доме его постоянно бывали художники, писатели, артисты.)

[Петербург. 1882-1883]

Давно уж собирался я с Ильей Ефимовичем (И. Е. Репин.) побывать у Шишкина, но все как-то вместе не удавалось. Шел я сегодня из Академии, проходя мимо дома, где живет он, мне пришла мысль, дай зайду один. Скажу, что так, мол, и так, хотел быть у Вас с Репиным, но до сих пор не пришлось, потому рискнул на авось представиться сам. От мысли к делу - и я позвонил. Шишкин в довольно растрепанном виде, с грязными руками, с взъерошенными волосами, ровно старая крепкая сосна мохом поросшая, отворил дверь. Я объяснился. Ему такая форма визита очень понравилась. Он стал меня усаживать, и мы начали беседу. Через несколько минут я спросил - не отрываю ли я его от работы. Он сказал на это, что работа, за которой я застал его, пустая, и просил не стесняться. Я предложил ему продолжать свое дело, на что он перевел меня в свою мастерскую, где уселся среди чудесной мебели, превосходных этюдов и картин в рамах и разного брик-а-брак atelier на кресло и принялся за свою прерванную работу - засучил рукава, вытащил из-под стола грязный самовар и стал его скоблить и чистить. Такая это фигура чудесная была, что сегодня я несколько раз пробовал на память зачертить ее, но еще крылья коротки. Вообще и т. д. (Здесь стоит авторская пометка «выше», так как идущий далее текст письма был помещен ранее - после слов «просил не стесняться».) Вообще принял меня сразу так по-питерски радушно, что я с первой же минуты очутился в своей тарелке.

- Так Вы хотели поступить в Академию? Оборвались? Отлично. Это счастье. Академия, знаете, как я смотрю на нее, на Вашу Академию? Это вертеп, в котором гибнет все мало-мальски талантливое, где из учеников развивают канцеляристов; где черт знает что делается; откуда все путное уходит раз почуяв, что это за помойная яма; а сколько гибнет там, сколько гибнет, если бы Вы знали! Отлично, что оборвались, очень рад, я слышал о Вас раньше, по физиономии (!) Вы малый путный, нрав у Вас свежий (!!) веселый (!!!) работайте, работайте, только плюйте и плюйте на Академию! (Подобные высказывания не свидетельствуют о полной объективности Шишкина в отношении Академии художеств, как школы, где многие передвижники получили профессиональную подготовку. Сам Шишкин, спустя двенадцать лет, пришел в Академию в качестве профессора - руководителя пейзажной мастерской, понимая, как важно молодежи получать с юных лет прочную основу профессиональных знаний и мастерства.)

Это первые слова его.

Я стал говорить за, стал говорить и репинские доводы.

- Репин, Репин! Не знаю, чего увлекается он так Академией? Разве по себе он не ругает ее? Ведь не будь у него кружка тех протестантов, которые отказались от золотой медали, (Имеется в виду демонстративный уход из Академии в ноябре 1863 г. четырнадцати выпускников и деятельность образованной ими С.-Петербургской Артели художников. Репин был постоянным участником рисовальных вечеров Артели.) и его забила бы она. Удивляюсь ему - сам так ругает се, а молодежь шлет туда и шлет! Серов (Особую симпатию к В. А. Серову Шишкин пронес до конца жизни, назвав именно его своим любимым художником (Из воспоминаний, примеч. 58).) вот: какие надежды подавал, а теперь, я уверен, готов голову прозакладывать, засушит его Академия.

- Он лучше работает, Ив[ан] Ив[анович], если же суше сколько, так без этого нельзя делать школьную работу.

- Не верю теперь в него. Убьет его Академия. А какие надежды он стал было подавать...

И чем дальше, тем все злобнее и злобнее об Академии.

Я истощил все свои доводы за нее, наконец, перешел напрямик и спросил его, разве не все наши худ[ожники] прошли ее школу?

- Строго говори, ни один, кроме Репина, Поленова и еще нескольких, но этим как-то удалось работать там более или менее самостоятельно. Остальные числились только в ней или бросили ее в самый короткий срок. Я, например, скажете был в Академии, что имею и профессора, и медали и прочее? Да, я четыре года числился в пей, и за все это время четыре раза ходил в классы! Бросьте, бросьте эту проклятую мысль и т. д.

Такого горячего, страстного озлобления я даже не ожидал встретить у него, хотя и слышал, что он кое-что имеет против Академии.

Очень порадовался, что поступил в школу. (По поводу своей неудачи с Академией художеств и поступления в Рисовальную школу Общества поощрения художеств, Остроухов писал Сурикову: «...я в Академию не поступил: в этом году было до 200 претендентов на 40 имеющихся вакансий - ну куда уж нам! С горя поступил в Школу Общества поощре[ния] художеств, которой очень доволен». В том же письме Остроухов сообщал: «Познакомился я, между прочим, с Шишкиным и просто влюбился в него - такой он простой, теплый человек! Он очень расхвалил мои этюды последнего лета и сделал много, много хороших указаний» (ОР ГТГ, ф. 10, ед. хр. 564, лл. 1 и 2).)

- Вот где можно работать. Там другие условия, совсем другие. Вот откуда вышли Крамские, Васильевы. Только все же без школы они больше работали. Делайте и Вы так. Работайте дома так, как сердцу захочется, не стесняйте Вы себя этими [...] рецептами. Свободному искусству - работа свободная должна быть. Я птица старая и много на веку видел - поверьте мне, что слова мои искренни, и только участие к гибнущему человеку говорит во мне. А скажите, какую специальность Вы избрали себе в живописи?

На это я высказал свой юный взгляд, что не признаю специальности в искусстве, что не понимаю, как человек может замкнуться в пейзаже, например, и не выходить из него, как бы другое ни интересовало его.

- Непременно должен замкнуться, и чем уже, тем лучше,

- Т. е. па всю жизнь ограничить себя изображением, положим, ржаного поля?

- Это немного крайне, но, пожалуй, что и так.

- Мы но можем понять друг друга. Вы уже зрелый, полный художник, я начинающий ученик, и до тех пор не соглашусь с Вами, пока не приду сам к тому же.

- Вы придете к тому, помяните мое слово. Что Вы делаете теперь, кроме школы?

- Копирую в Эрмитаже. Рисую гипсы в музее Академии.

- Бог знает, что Вы делаете. Что Вам дался гипс? Бросьте его, изучайте живое тело...

Привожу Вам наиболее характерные отрывки нашего разговора, но сколько интересных деталей опускаю за невозможностью передать всю беседу.

Я пробыл у него больше двух часов. Назавтра он просил непременно принести этюды и альбомчики мои. Только ради бога не гипсы, не то затошнит!

На другой день пришел к нему с этюдами и альбомами. Смотря их, он стал похваливать, и чем дальше, тем больше. Отлично, превосходно. Вам уже немного остается сделать. По альбомам вижу, что Вы и на жанр надежды подаете. Что ж, работайте, работайте. Вчера я только советовал бросить Вам Академию, теперь я говорю Вам прямо - она не нужна Вам. Вам остается немного - годик, другой - и Вы художник. Только поприлежней работайте. Мне нравится в Вас этот зуд. Работайте в альбомчиках, пишите этюды, копируйте фотографии, компонуйте картины. Я советую Вам обработать вот такой мотив - обработайте и принесите показать. Не то оставьте Ваш адрес - я буду заходить к Вам... Вообще наговорил кучу любезностей, извинялся, что вчера так напугал меня разными вопросами, объяснял это тем, что не видел моих этюдов, говорил, что помнит такой момент в развитии своей покойной жены, после которого она срисовала пяток фотографий и уже вполне овладела рисунком и техникой. Нашел в некоторых этюдах много техники относительно, конечно, небольшого времени, как я занимаюсь, одним словом тррр.

Потом разговорились о Питере, сошлись в основных взглядах на искусство, художников, жизнь, он показал мне этюды, подаренные ему товарищами. Просил бывать у него, обещал показать альбомы покойного Васильева и жены, когда приведет в порядок свою квартиру... Одним словом, очаровал меня совсем. Что за чудесный, простой человек!

И. Н. КРАМСКОЙ - А. С. СУВОРИНУ (Иван Николаевич Крамской. Письма, статьи, т. 2, с. 179.)

Петербург. 14 февраля [18]85

Отделите картину Шишкина «Сосновый лес» (Пейзаж «Сосновый лес» экспонировался на XIII передвижной выставке.) от соседства с настоящей живописью, и Вы увидите, как картина вырастет. Ведь как мы все, старые живописцы, пишем или по крайней мере писали (потому что теперь даже и мы стараемся). Например, Шишкин: пишет, положим, небо, пишет, пишет - недостало краски домазать угол, он, ничтоже сумняшеся, берет маслица, разбавляет краску, и ее хватает докрасить и т. д. Между тем в небесах у пейзажистов - живописце в нет вершка одного тона, даже в белом простом небе. Потому что, как только одна краска идет долго, так и выходит выкрашено, а не написано. И Клодт и Шишкин оба не стали хуже, а только другие ушли дальше. Но ведь есть же что-нибудь, за что они, особенно Шишкин, знамениты! Еще бы! Конечно, до Шишкина в России были пейзажисты выдуманные, такие, каких нигде и никогда не существовало (исключая Щедрина и Лебедева при Алекс[андре] I); этого мало: Шишкин остался единственным до сих пор как зна ток и рисовальщик дерева вообще, и хвойного леса в особенности. Когда Шишкина не будет, тогда только поймут, что преемник ему не скоро сыщется. Одну минуту, лет 8-10 тому назад, Шишкин стал как будто искать краску, да, вероятно, привычка думать линиями и формой не легко оставляет мозг.

В. Д. ПОЛЕНОВ - Н. В. ПОЛЕНОВОЙ (ОР ГТГ, ф. 54, ед. хр. 436, л. 1 об. Поленова Наталья Васильевна, урожденная Якунчикова (1858-1931) - жена В. Д. Поленова.)

[Петербург]. 18 февраля [18]87

Понравился мне более всего большой этюд Шишкина двух сосен. («Сосны, освещенные солнцем», 1886 (ГТГ).) Я никогда ничего такого живописного у Шишкина не видал. Жаль только падающие тени из рук вон навраны и бездарны.

И. С. ОСТРОУХОВ - Н. В. ПОЛЕНОВОЙ (ОР ГТГ, ф. 10, ед. хр. 474, л. 3.)

[Спб.]. 21 февраля 1888

У Шишкина превосходный лес [Бурелом], какого у него тоже не бывало. Удивительный старик, этот Шишкин! Сколько в нем энергии, молодости, и как сильно он все еще идет вперед!

В. Д. ПОЛЕНОВ - Н. В. ПОЛЕНОВОЙ (ОР ГТГ, ф. 54, ед. хр. 461, л. 4.)

[Петербург]. 25 февраля 1889

Вчера вечером был я у Ивана Ивановича Шишкина, очень много говорили и обо многом договорились. Я ему читал письмо Каманина, (Неясно, о ком идет речь.) которое его глубоко тронуло. [...]

Шишкин мне даже подарил этюд, (До этого Шишкин подарил Поленову этюд «Бор около Сестрорецка» (1887).) что он очень редко делает - в такую я к нему взошел милость.

Дубы. Масло. 1887. ГРМ

П. П. ЧИСТЯКОВ - К. Т. СОЛДАТЕНКОВУ (П. П. Чистяков. Письма, записные книжки, воспоминания. 1832-1919, с. 255.))

[Петербург]. 31 декабря 1891

Этюды И. И. Шишкина61(Речь идет об этюдах, экспонировавшихся на персональной выставке Шишкина в ноябре-декабре 1891 г.) хороши по рисунку и по светотени, но в колорите не все удовлетворительны.

И. С. ОСТРОУХОВ - Н. П. ОСТРОУХОВОЙ (ОР ГТГ, ф. 10, ед. хр. 404, лл. 1-1 об. Остроухова Надежда Петровна (1855-1935) - жена И. С. Остроухова.)

[Петербург]. 20 февраля 1897

...Поехал на выставку, оттуда к Шишкину, который был в восторге от действий московского Правления, (Речь идет о подготовке к празднованию 25-летия ТПХВ.) и в конце концов подарил мне удивительный рисунок углом.

Он все же очень болен и с трудом держится на ногах.