1864
53 И. И. ШИШКИН - И. В. ВОЛКОВСКОМУ
Цюрих. 3 января (В книге П. М. Дульского «И. И. Шишкин», с. 17 это письмо неточно датировано 8 января.) 1864
Любезнейший Волкач!
Ты мне сообщил весьма много нового и чрезвычайно интересного, особенно протест конкурентов. Это такая штука, что просто прелесть. Молодцы, великолепно, ничего лучше не надо к столетию Академии, результат 100-летнего существования Академии выразился в этом как нельзя лучше.
Ай да молодцы, честь и слава им. С них начинается положительно новая эра в нашем искусстве. Какова закуска этим дряхлым кормчим искусства, черт бы их побрал.
Еще сто и сто раз скажешь, молодцы. Браво!!!!!! Браво! Наконец-то и Академия художеств заявила свое существование. [...]
История с пейзажистом хотя и не новая, но, однако, прескверная вещь,- чтобы такую штуку отодрать или вроде этого - теперь бы кстати, как никогда. Надо же их уверить, что глупость, да еще и какая. (Что имеет в виду Шишкин - неясно.)
Юбилей все откладывают, да оно и добро, па кой он черт при таком существовании нашей Академии или искусства вообще - пускай уже отложат еще на 100 лет, это будет прочнее и вернее, и тогда будет чем похвалиться.
За Ознобишина рад очень, по крайней мере хоть немного, да поможет это. Оно немножко и неловко получать крохи от этих немецко-русских чертенят, да покамест ничего не поделаешь. (2 ноября 1863 г. Ознобишину было «назначено от императорского высочества государя наследника цесаревича Николая Александровича постоянное пособие для полного изучения Русского пейзажа в размере 250 рублей в год с 1 сентября 1863 г.». Эти деньги ему выдавались из собственной конторы императорских детей (ЦГИА, ф. 789, оп. 14, ед. хр. 6, лл. 25-26).)
Скажи, пожалуйста, Гину, ну как ему не стыдно, ни одного письма от него! Я ему писал, писал да устал. Что он, сердится, что ли, на что? Соверш[енно] не знаю.
За Резашку рад очень (В. М. Резанову предстояла поездка за границу.) - если только это правда.
Я еще картину свою не кончил, фотографии с этюдов еще не делал и потому отчета еще не писал, а я думаю нужно. При отчете (если к этому времени не кончу картины) я думаю послать фотографии с этюдов, штук 5, да один рисунок пером с этюда Кирхнера. (Неясно, какого из двух немецких художников имеет в виду Шишкин - Кирхнера Карла Антона (1822-1869) - исторического живописца, портретиста, жанриста и пейзажиста или Кирхнера Альберта (1813-1885) - архитектора и пейзажиста.)
От моих рисунков здесь просто рот раззевают, да немного того и от моих этюдов. Говорят, что мало бывало здесь художников таких. Конечно, ты не верь этому, это фразы и фразы. А я все-таки очень боюсь показаться в Питере, так мало успел и мало сделал. За коров и овец я принялся прилежно, по вечерам я нарисовал уже более 15 штук с этюдов Коллера. Как кончу картину, буду писать с натуры и копировать. Долго ли я здесь пробуду, не знаю ничего. Думаю тоже и в Париж проехать, что нужно непременно. Но когда и как - разрешит ли Академия мне еще на год остаться здесь?
Пожалуйста, сообщай мне почаще - много буду тебе благодарен. И письма к тебе буду франкировать, только пиши чаще, это единственное удовольствие, я здесь почти один.
Кланяйся Джогину и его хорошенькой женке, Кошелеву (Кошелев Николай Андреевич (1840 - 1918) -жанрист, портретист, автор картин на религиозные сюжеты. В 1863 г. получил особое раз решение конкурировать на большую золотую медаль.) и пожелай ему больших и больших успехов. Он молодец. Поклонись всем, кому найдешь нужным, а то, право, [на память] не приходят.
Желаю тебе также получить говяжую медаль или за говядину, короче потовую медаль. Ах подлецы. Что они делают с искусством.
Прощай. Будь здоров, пишу сейчас же по получении твоего письма [...]
Твой Шишкин.
А каков г. Быков-то, он мою программу купил не для себя, а для Кокорева. (Кокорев Василий Александрович (1817 - 1889) - коллекционер, почетный член Академии художеств (с 1884), финансист. До банкротства Кокорева его картинная галерея в Москве была открыта для обозрения публики. В Указателе картин и художественных произведений галереи В. А. Кокорева, составленном А. Н. Андреевым (М., 1863), пейзаж Шишкина не значится, но в Указателе выставки в Академии художеств 1881 г. (под названием «Чаща») и в Иллюстрированном каталоге художественного отдела Всероссийской выставки в Москве 1882 г., с. 38, картина «Вид на острове Валааме» отмочена как собственность В. А. Кокорева) Вот шельма-то. Я писал к Быкову и ответа не получил, не увидишь ли ты Петра Иван[овича] Балашова, спроси его. Он там бывает.
Утро в сосновом лесу. Масло. 1889. ГТГ
54 И. И. ШИШКИН - И. В. ВОЛКОВСКОМУ
Цюрих. 24/12 [января] 1864
Любезнейший Волкач!
Что это ты, брат, молчишь, а обещания писать, и надуваешь. Я по получении твоего письма сейчас же писал, да положительно сейчас в надежде скорее от тебя получить ответ.
Я теперь здесь почти умираю от хандры, от скуки, от безнадежности что-либо сделать, просто беда! ! Картина моя [...] еще не кончена, и лень, и полное отвращение мешает за нее приняться, что называется, в полном безнадежном разочаровании, так это все гадко. Я, кажется, уже умер для искусства.
А что отупел, так это правда, я это замечаю с каждым днем. Вообрази положение человека почти в одиночестве несколько месяцев, ведь это с ума сведет хоть кого. Черт знает что такое. Да к тому же беда к беде. Деньги мои скоро выйдут все, а из Академии я получить теряю всякую надежду, ибо отчета я еще до сих пор не писал и боюсь подумать о столь великом бюрократическом деле. Да и что я стану писать, если не имею ничего послать в Академию.
) Хотел было снять фотографии с этюдов, и это меня ободрило, думал, вот будет порядочно, и думал при отчете послать, но, увы, они вышли против всякого ожидания гадость, и фотограф, единственный, который снимает с картин, дрянь, а дорогой, так что везде беда, деньги потрачены, а толку никакого. Ах отчет, отчет, просто черт знает, что делать. А срок проходит, и так я лишаюсь пенсии безвозвратно, (Шишкин имеет в виду следующие параграфы устава Академии художеств 1859 г.: «§ 132... Пенсионер обязан... каждый год отдавать отчет Академии о производимых работах и кроме того присылать ежегодно же какое-либо произведение... § 136. Пенсионер, не приславший в течение года никакой работы... перестает считаться пенсионером Академии и ему прекращается казенное содержание».) что я тогда стану делать.
Напиши мне, нет ли слухов каких из Академии обо мне, конечно, ругательства и порицания, ниши все, сделай одолжение и пусть будет одно к одному. Ах, эта заграница [...], много она испортит здоровой крови, ну да и не дай бог быть в зависимости от кого-нибудь, а тем более от нашей Академии. Так связывает по рукам и ногам, что просто беда.
Так вот, любезнейший, в каком я теперь положении и как я выйду из этого - положительно не знаю. Конечно энергия бы все превозмогла, да вот в том-то и беда - нема ее, совсем нема. Я теперь тряпка, судомойка, ничто другое.
О боже, боже, какая тягость такое скверное положение, ни на что бы не смотреть [...], с профессором своим 4(А. Коллером.)я тоже чуть не поругался, хотя он и хороший человек, а, по правде сказать, выскочка [...]. И я теперь в мастерскую не хожу давно. В промежуток этого времени, когда мне стала противна моя живопись, я взял уроков несколько в гравировании на меди, то есть родирунге,5(Radierung - гравюра (нем.)) как оно здесь назы[вается], или, что то же самое, офорт, это вещь не бесполезная - да едва ли и па все придется махнуть рукой и сказать - ну это все к черту. Отчего это у нас в России хоть не затевается революция, что ли, там хоть бы я поработал и сложил бы свои бренные кости. Прощай. Будь здоров, пиши непременно и больше, для меня это великая вещь.
Твой расслабленный, если уж не больше Шишкин.
Мысленно рвусь в Париж, там найду мно[гих] наших и, быть может, развлекусь, да если б не картина проклятая, да еще и буду ли я иметь деньги.
55 И. В. ВОЛКОВСКИЙ - И. И. ШИШКИНУ
[Петербург]. 29 января 1864
Добрейший дружок Иван Иванович!
Поздравляю тебя с Новым годом и желаю тебе, чтобы хандра, навеянная на тебя неметчиной и немцами, скатилась как с гуся вода.
Ты, братец мой, что-то хандришь через меру, я даже удивляюсь, неужели эти мозгляки немцы могли быть причиною такого скверного настроения твоего характера; с такой силою волн и с таким темпераментом, каков у тебя, я никогда не мог ожидать жалоб на недостаток энергии.
А как я думаю, то ты вовсе болен другой болезнью, которая называется самолюбием, оно у тебя, надо полагать, не удовлетворено по-твоему, как бы ты хотел. Ты, может быть, прочитавши эти строки, скажешь: эк, горазд определять, но говори, что хочешь, а по моему крайнему разумению это так. Я никак не могу поверит тому, чтобы ты в это время не сделал успеха, работая так, как работаешь ты, но, что скорей всего, ты сам пригляделся к своим работам и тебе все кажется, что ты стоишь на точке замерзания, когда, может быть, по термометру свежего глаза ты гораздо выше стоишь, чем тебе это кажется.
Ты сам писал, что немцы рот раззевают от твоих рисунков и этюдов, может быть, они и в самом деле платят надлежащую дань удивлению пред твоими вещами, но так как ты предубежден против них, то тебе и кажется, что это они делают из приличия. Об одном только можно пожалеть, что имеешь много ложного стыда в себе и скупишься выслать хоть один свой этюд сюда, именно к нам, мы не немцы и не станем говорить тебе комплиментов. А вот ты присылай-ка поскорей свои этюды, то мы посмотрим на них, авось тебе кое-что и сообщим насчет твоего прогресса.
Ты просишь, чтобы тебе сообщить, какое о тебе мнение в Академии, то я тебе могу сказать; мнение это заключается в одном человеке, в Львове, который о тебе самого хорошего мнения, не говоря уже о специалистах, которые тебя все уважают как художника и как человека.
В конце нынешнего 64 года, как тебе известно, Академия начнет свое 2-е столетие, хотя празднование этого юбилея и отложено, как я уже писал, на 8 лет, но, несмотря на это, все-таки Академия получит коренное преобразование, а по этому случаю уже составлен новый устав, (Вопрос об изменении устава Академии художеств, утвержденного в 1859 г., встал уже в начале 1860-х гг. В 1864 г. был подготовлен печатный циркуляр с перечислением некоторых пунктов, подлежащих первоочередному обсуждению. Назначенная затем комиссия не привела ни к каким изменениям, и пересмотр устава в 1868 г. по высочайшему повелению был временно отложен.) содержания которого я еще не могу тебе сообщить, потому что сам ничего положительно не знаю.
Переслать свои вещи ты можешь на позолотчика Ефима Ивановича Иванова, который по этой части ходок и охотно берет на себя эту комиссию. Адрес его следующий: на Васильевский остров по 5-й линии, напротив Академии художеств, в доме Федорова позолотчику Иванову. Он получит из таможни твою посылку и заплатит следуемые за пересылку деньги и даже, если будет нужно, сделает рамы и подрамники.
Джогин, Гине, Кошелев тебе свидетельствуют свое почтение. В заключение я тебе очерчу в лицах состояние настоящего состава Совета Академии, а ты мне скажи похожи ли портреты.
В Академии художеств Над толпой седых убожеств Восседает знатный барин Князь Гагарин. По безграмотность и тупость Навели его па глупость Выдать прав своих основу Федьке Львову. Федька Львов - уж он не промах: Поднял всех своих знакомых И царит с своим изветом Над Советом. В том Совете есть профессор - Византиец, с виду слесарь, Нрав собачий, ум каплуний Ректор Бруни. А другой - труслив, но дерзок. Костью, рожей, нравом мерзок, Точно волк из русских басен... Это Басин. [...] И кипит в ковчеге каша... Оттого искусство наше,- Что, конечно, каждый знает, Процветает.
(Волковский приводит с некоторыми изменениями стихотворение А. А. Киселева (см. кн.: Н. А. Киселев. Среди передвижников. Воспоминания сына художника. Л., 1976, с. 7-8).)
От Михаила Николаевича Подъячева я получил вчера рукопись под рубрикой Богатый лог для помещения в каком-нибудь иллюстрированном журнале. Приехал вчера Гине, Ознобишин из Казани от Бекетова и привез одну очень миленькую вещицу - перевоз на Волге в туманный день (За картины «Перевоз на Волге во время тумана» и «Гладкое поле» (в Указателе академической выставки 1864 г. - «Перевоз на Волге в Жигулевских горах» и «Пейзаж близ г. Спасска в Казанской губернии») Ознобишин получил от Совета Академии художеств благодарность за успехи в изучении русского пейзажа.) и свидетельствует тебе свое почтение. Драбов ослеп в Москве, Брызгалов огненный (Возможно, речь идет о II. Л. Брызгалове.) (нрзб) волею божьего умер и прочая и прочая. Пока нового еще ничего нет, а будет, так сообщу, только ты, пожалуйста, посылай поскорее свои вещи, больно хочется посмотреть, что ты так на себя сердишься, за что, остаюсь в ожидании от тебя письма и этюдов.
Твой И. Волковский.
56 И. И. ШИШКИН - И. В. ВОЛКОВСКОМУ
Цюрих проклятый. 17 февр[аля] 1864
Ну, брат Волкач, удружил же ты меня. Как это тебе помогло удрать такую славную штуку. Я столько хохотал, что просто, кажется, как из России выехал, никогда так не смеялся. Молодец, почаще кабы ты этакие вещи пописывал, было бы недурно. (Имеется в виду стихотворение А. А. Киселева, которое Волковский послал Шишкину.) Я ее списал и послал в Париж Якоби, там прочтут много, и также послал в Дюссельдорф к Каменеву - отличная штука. Спасибо тебе.
Спасибо также тебе и за письмо вообще, пиши только чаще, не ленись, не дожидайся новостей, а пиши, что взбредет в голову.
Хоть ты и не веришь тому, что я сделался тряпкой, но должен убедиться в том, когда увидимся, а до тех пор я тебе еще повторяю, что это так [...]
Увы, как горько отозвались твои слова в письме: «не говоря уже о специалистах, которые тебя все уважают как художника и как человека»,- я страшно боюсь и совершенно уверен в том, что они должны будут переменить свое мнение и сказать: синица моря не зажгла (нрзб). Это так. Поверь, искренне тебе говорю. Я гибну, видимо, с каждым днем. До сих пор такая апатия, что ничего не делаю, решительно ничего, несмотря на то [что] нужно кончать картину, которая противна, как черт знает что. Что будет со мной и не знаю.
Этюды я раздумал посылать, а пришлю теперь фотографии с этюдов и с неоконченной картины и с рисунков также в Совет при отчете, который, как бы то ни было, а нужно же написать.
Отчего ты не спросил Риппа, а прислал адрес Иванова. Конечно, это все равно. Да Риппка может обидеться - ведь он старый приятель.
Как ты распорядился со статьей М[ихаила] Ни[колаевича] Подъячева, куда поместишь? (По поводу этой статьи Подъячев писал Шишкину 18 января 1865 г.: «Жаль мне, что не имею времени продолжать моего литературного начала. «Богатый лог» невыправленная и, сознаю, неудовлетворительная статья, вероятно, осталась без внимания - ничего и не слыхал. Если поедешь на родину, возьми ее назад у И. В. Волковского, здесь под твоим благотворным па меня влиянием я выправлю ее и, может быть, будет не хуже «Пустыни» (ОР ГПБ, ф. 861, ед. хр. ИЗ, л. 4).) И кой дашь ли рисунок к ней? У меня там, сколько я помню, было два рисунка к богатому логу, где они? У тебя, что ли? И ты уж сам выбери, который идет лучше, а если можно, то и оба. Да скажи, пожалуйста, имеешь ли ты какое бы то пи было за это вознаграждение. Ведь из спасибо шубы не сошьешь. Я со своей стороны только и могу сказать теперь - спасибо. Каково жил Ознобишин у Бекетова? Напиши об этом. Просить его самого я не смею, ибо не раз я пред ним был свинья. Он писал, а я пет. За успех его я радуюсь.
А уж Гине я просто боюсь просить, уж не сердит ли он на меня, я ему писал, писал, а он ничего. Да думаю, за что же сердиться. Джогин - другое дело, ему теперь некогда, да это и понятно. Ах, кабы да поскорее быть между вами всеми, рад бы был очень и, право бы, помолился богу. А ты, Волкач, до тех пор пиши, не ленись.
Когда приеду в Питер, буду стараться о том, нельзя ли будет каким бы то ни было способом выстроить в Дубках мастерскую, чтобы писать животных. Эта вещь недурная и не трудная. А ведь место-то Дубки какое великолепное. А что, как ты думаешь, найдутся у нас охотники писать животных? Что, ходит пароход в Дубки из Питера или пет еще? Эхма, как припомню прошлое, так как-то весело на сердце, а будущее не веселит, и сильно не веселит. Прощай. Кланяйся всем. Будь здоров. Остаюсь твой Шишкин.
На той неделе я был в Женеве и, вообрази, несчастье. Ехал собственно к Каламу, а он, его величество, изволил уехать в Италию, и, несмотря на весь мой натиск, попасть в мастерскую его не удалось, а был у Диде (Диде Франсуа (1802-1877) - швейцарский живописец и акварелист. Пейзажист. Был учителем А. Калама. Основатель женевской школы пейзажисток.) - пропасть хороших этюдов, а картины дрянь. Был еще у некоторых живописчиков, такая, брат, дрянь. [...] также там и выставка постоянная. Мещерского не видал, хотя и желал видеть, не нашел.
57 И. И. ШИШКИН - И. В. ВОЛКОВСКОМУ
Цюрих, Воскресенье, числа не знаю. [7 марта] 1864
Что это ты, любезнейший Волкач, ленишься писать - неужели дожидаешься все чего-нибудь новенького. Пиши, пожалуйста, не дожидаясь, а просто, что придет в голову, то и пиши.
Ну, брат, наконец-таки я победил себя, сбросил с плеч гору. Написал отчет. И вместе с письмом к тебе и его посылаю с 12-ю фотографиями. Я было хотел и вам послать, да очень дорого. Если есть желание видеть их, то можешь спросить у Зворского, (Зворский Василий Кириллович (1826-1889) - с 1859 г. делопроизводитель и заведующий казначейской частью в Академии художеств, с 1875 г. - полицеймейстер.) да кстати и кланяйся ему от меня. Да сейчас же пиши, что скажут об моем отчете и фотографиях. Пожалуйста.
Фотографии не все хороши. С этюдов естественно, что сняты плохо. С рисунков пером недурно, да некоторые очень малы (большие дороги), есть там также и с угля, но это дрянь (эскизы), это еще в Мюнхене делал. Напиши также, какое мнение твое и прочих, если увидят.
Прощай, больше ничего не пишу, надоело и то писать отчет, черт его побери, и то 2 раза переписывал.
Жду от тебя письма непременно.
Кланяйся всем, твой И. Шиш[кин]
Лесное болото. Тушь, перо. 1889. КМРИ
58 И. И. ШИШКИН - В СОВЕТ АКАДЕМИИ ХУДОЖЕСТВ
Цюрих. 24 февраля - 7 марта 1864 (Вверху надпись: «27. Мая 1864 года». В книге И. И. Пикулева «И. И. Шишкин», с. 210, этот отчет датируется датой получения его в Академии художеств. В книге «Мастера искусства об искусстве», т. 6 (М., 1969, с. 497) выдержки из отчета ошибочно отнесены к автобиографии Шишкина.)
В Совет Императорской Академии художеств
Пенсионера Ивана Шишкина
Отчет
Первую зиму пребывания моего за границею провел я в Мюнхене, где преимущественно посещал мастерские известных художников, изучая как взгляд их на современную живопись, так и принятые ими методы ближайшего передавания природы.
Не упоминая о Каульбахе, (Каулъбах Вильгельм (1805-1874) - немецкий живописец и рисовальщик. Учился в Дрезденской и Мюнхенской академиях художеств. Известен прежде всего как автор фресок историко-аллегорического содержания.) Пилоти (Пилоти Карл (1826-1886) - немецкий исторический живописец, профессор Мюнхенской Академии художеств.) и Коцебу, (Коцебу Александр Евстафъевич (1815-1889) - живописец. Баталист. Учился в Академии художеств (1837-1847). В 1850 г. получил звание академика, в 1858 г. - профессора. С 1848 г. жил в основном в Мюнхене.) давно известных нашей Академии, я постараюсь передать впечатление, произведенное на меня работами других художников. При этих наглядных занятиях успел я, мне кажется, заметить, с одной стороны, некоторые достоинства, которые постараюсь себе усвоить, с другой - некоторые недостатки, которые постараюсь избежать.
Касаясь вопроса о мюнхенской школе вообще, невольно придется бросить хотя беглый взгляд и на требования публики, тем более что они частью обуславливают труды художников. Здесь как число художников, так и людей, интересующихся искусством, весьма большое, но публика ли виновата в замечаемой неоконченности картин или художники испортили взгляд ее - не знаю, однако, ходя по выставкам, я видел весьма мало картин гармоничных. Поэтическая сторона искусства нередко убита здесь материальностью красок и самой работы.
Публика, кажется, не требует очень многого, сюжеты жанристов часто лишены интереса и ограничиваются сладкими сценами обыденной жизни; отсутствие мысли в картинах этого рода весьма ощутительно. К исключению принадлежат несколько молодых даровитых художников, как-то: Зэйц, (Зейтц Антон (1829-1900) - немецкий живописец. Жанрист. Работал в Нюрнберге и Мюнхене.) Прейфэр, (Прейфер Вильгельм (1822-1891) - немецкий живописец. Жанрист, анималист, иллюстратор.) Хартман (Гартман Людвиг (1835-1902) - немецкий живописец и гравер. Анималист.) и ученики профессора Пилоти. Первый из них, сохраняя типы и характеристику страны своей, работает с успехом, вроде Мэзонье, (Мейсонье Эрнест Жан Луи (1815-1891) -французский живописец, рисовальщик, литограф. Писал исторические и батальные картины, иллюстрировал книги.) Хартман же, как кажется, глубоко изучил Вувермана (Воуверман Филипс (1619-1668) - голландский живописец. Пейзажист, изображал также батальные и охотничьи сцены.) и, не впадая в подражение, постиг всю прелесть его.
Первое место между пейзажистами, бесспорно, принадлежит г. Бамбергеру, (Бамбергер Фриц (1814-1873) - немецкий живописец и рисовальщик. Пейзажист, писал также батальные картины и морские виды.) на картины которого смотришь с истинным наслаждением, пейзажи Шлейха (Шлейх Эдуард (1812-1874) - немецкий живописец. Пейзажист. Профессор Мюнхенской Академии художеств.) полны колорита, по смотреть на них приходится слишком издалека, ибо кисть его груба и размашиста. Пейзажист Мильнер (Мильнер Карл (1825-1895) - немецкий живописец. Пейзажист.) обладает неотъемлемым дарованием; но усиленная быстрота работы увлекла его к ошибкам немаловажным; поддерживаемый публикой, всегда с удовольствием встречающей произведения его, он впал в однообразие сюжетов и манеры, что, впрочем, не мешает ему пользоваться большой известностью. Также замечательный пейзажист Стефан, (Стефан Леопольд (1826-1890) - чешский живописец. Пейзажист.) ученик Калама.
О работах покойного Ротмана, (Ротман Карл (1797-1850) - немецкий живописец. Пейзажист. Работал в Мюнхене.) слывущего чуть ли не за гения в Мюнхене, могу сказать только, что во всех картинах его, занимающих целую залу Пинакотеки, (Речь идет о Новой Пинакотеке (построенной в Мюнхене в 1846 - 1853 гг.), где экспонировались произведения немецких скульпторов и живописцев XIX в.) видно изящество линий и большой художественный расчет в них, его колорит, как на мой взгляд, так и по мнению людей, бывших на юге Греции, положительно не натуральный. Эффекты освещения, хотя и доказывают богатую фантазию его, но шокируют глаз ложными едкими красками, в фигурах животных и людей, служащих дополнением пейзажа, видна жизнь, по они плохо нарисованы.
Кирхнера я знаю только одно произведение, именно: закат солнца в знойное лето, которое можно отнести к одному из лучших произведений новой Пинакотеки. Также очень хороши пейзажи Циммермана (Циммерман Август-Альберт (1808-1888) - немецкий живописец. Пейзажист. Член Мюнхенской Академии художеств, почетный вольный общник Петербургской Академии художеств с 1860 г., профессор Венской Академии художеств (1860-1872).) и эскизы Стадемана, (Стадеман Адольф (1824-1895) -немецкий живописец. Пейзажист.) занимающих почетное место в кругу мюнхенских художников.
Сосновый бор. Мачтовый лес в Вятской губернии. Масло. 1872. ГТГ
Желая в будущих работах моих соединить пейзаж с животными, принялся я еще в Мюнхене за изучение этих последних; часто посещал мастерские братьев Бено и Франца Адама, (Немецкие живописцы, братья: Адам Вено (1812-1892)-анималист, мастер охотничьих сцен и Адам Франц (1815-1886) - анималист, жанрист) по праву пользующихся большой известностью, Фридриха Фольца (Фольц Фридрих (1817-1886) - немецкий живописец. Анималист, пейзажист.) и некоторых молодых художников, посвятивших себя живописи этого рода. Здесь в первый раз услыхал я имя Коллера, увидал несколько копий с его этюдов и решился поехать к нему в Цюрих, тем более что я прежде рассчитывал провести лето в Швейцарии. Из Мюнхена в Цюрих я переехал в конце февраля прошлого года.
Коллер - личность совершенно у нас не известная, между тем он во многих отношениях стоит выше Розы Бонер и Троена. Сила его рисунка превосходит всех виденных мною художников этого рода. Живопись сильная, сочная, и оконченность доведена до последней степени; в каждом мазке его кисти видны строгое изучение и безграничная любовь к искусству. Как пейзажист замечателен он не менее, ибо глубоко понимает природу и передает ее с той же прелестью, как и животных, но, судя беспристрастно, в картинах его я нахожу мало поэзии, так что этюды, каких ни в чьей мастерской не увидишь, нисколько не уступают первым.
В картинах, желая вызвать силу света, он часто жертвует остальными частями ее, а потому в общем они кажутся темными. Как первоклассный художник и хороший профессор советами своими он может принести большую пользу. Основываясь на этом, я занял место в мастерской его для зимних занятий, на лето же отправился в Бернский Оберланд, где и оставался до сентября.
Не привыкши к горной местности, эффектам освещения этого края, я был поражен первое время: глаз видел многое, но долго всматривался я в новую для меня природу, не решаясь приняться за работу; притом и погода не благоприятствовала занятиям. Летом около конца июня принялся я за этюды, написал пять больших и несколько десятков меньшего размера.
В сентябре возвратился в Цюрих к г. Коллеру копировать и писать с натуры животных, начав в то же время картину для г. Быкова, окончить и прислать которую надеюсь к концу апреля сего года.
Сверх того в последнее время я не без успеха занялся гравированием на меди (Radierung), не прилагаю при настоящем отчете образчиков, потому что ничего еще не приготовил серьезного и достойного внимания.
Из Цюриха ездил в Женеву, чтобы посетить мастерские Калама и Диде, по, к сожалению, первый уехал в Италию, так что мне пришлось довольствоваться только мастерской последнего, где видел несколько превосходных этюдов и одну начатую большую картину, при этом нельзя не заметить, что этюды несравненно выше самой картины; вообще в последнее время в произведениях Диде заметны сухость и однообразие.
Постоянная выставка художественных произведений в Женеве ниже всякой критики, за исключением очень немногих. Вообще надо заметить, что швейцарские так назы[ваемые] национальные музеи крайне бедны и плохи, так, например, в Берне 1 картина Калама, 1 Диде и 2 - Кошера, (Кошер Георг (Карл) (1812-1883) - немецкий живописец. Пейзажист, жанрист.) да и то далеко не из лучших. В Цюрихе то же.
Прилагаю при отчете моем фотографии с картины, некоторых этюдов и рисунков числом 12. Имею честь покорнейше просить Совет Императорской Академии художеств о причислении года, проведенного мною в России в звании пенсионера, ко времени будущих путешествий моих по родине и о разрешении остаться за границей еще на год; тем более что до сей поры не имел еще возможности ознакомиться с французской школой, что намерен сделать по окончании картины.
Пенсионер Императорской Академии художеств
Иван Шишкин.
59 И. И. ШИШКИН - И. В. ВОЛКОВСКОМУ
Цюрих. 8 марта 1864
Любезнейший Волкач!
Буду теперь стараться писать письма, а то ведь и правда, что я сам не разберу, чему не раз были опыты. Я тебе вчера только что послал письмо, но не знаю, что из него ты поймешь, когда я кончил его, то подумал - пожалуй, ничего не разберет, что называется, катал... Я в нем писал, что здесь повторю: фотографии я послал, но дело вот в чем: они не франкированы - здесь [...] не знают, что стоит доставка до Петербурга и потому не берут ничего, и я принужден был отправить не франкируя, адрес в контору Академии, я думаю, там заплатят? Все-таки лучше было бы если ты сходишь к Зворскому
и объяснишь ему (конечно, заяви поклон от меня) эту историю. Пусть запишут полный счет, что ли. У него же можешь и спросить фотографии, посмотреть. Я было ему хотел писать письмо, но, по правде сказать, писать к чиновнику, черт знает - как-то лень. Ну сам знаешь - лучше, если и обойдется и так. Попрошу тебя, пиши сейчас же. Обо всем. Ругать станут, пиши, что ругают, ну, словом, всю правду. За карточку большое спасибо, а постарел, брат, ты [...].
Начал я писать что [-то] больно четко и убористо, что-то я настрочу. Да поболтаем малую толику о мастерской в Дубках; что можно ли надеяться, что Штейнбок (Имеется в виду граф Стенбок-Фермор Юлий Иванович (1812 - 1878) - действительный член (с 1857) и почетный член (с 1871) Академии художеств. Президент департамента уделов. Шишкин, как и некоторые другие ученики Академии, называл его Штейнбоком.) даст земли под нее? Конечно, даром, а ведь славная была бы вещь построить ее, я думаю, не очень дорого будет стоить, конечно, самую простую, из барочного леса (только дыры на бревнах непременно прежде всего заколотить, а то мы с Джогиным знаем, что такое эти дыры) и без всяких вычур.
План мне здесь начертят для примера, а на деле сами придумаем, пожалуй, и лучше. Ты, я думаю, помнишь, как-то в Дубках же был у нас конкурс на подобную мастерскую, получили медаль тогда за проект я и Джогин. Теперь, бог даст, опять сделаем конкурс. Деньжонок малую толику можно из Академии потягнуть, неужели откажет? Да вот беда, не выселились ли крестьяне из деревушки, в которой они живали? Я что-то помню, был разговор об этом. Это будет очень плохо, тогда трудно будет доставать скот. Да еще интересно знать, ходит ли пароход до Лисьего Носа? На Лахту ходит, я знаю. Вещь, я думаю, будет весьма полезная, как находит это Джогин?
Шут тебя знает, говоришь, что нечего писать - так вот же я тебе задаю несколько вопросов. Отчего ты не написал о Бочарове (Бочаров Михаил Ильич (1831-1895) - живописец. Пейзажист и театральный художник. Учился в Московском училище живописи и ваяния и в Академии художеств у С. М. Воробьева. В 1857 г. получил звание классного художника третьей степени. На академической выставке 1863 г. экспонировалось семь его пейзажей, виды Италии и Швейцарии, за которые оп был признан академиком.) ничего, он делал выставку из своих вещей? Где и что делает Резанов? Горавский (Горавский Аполлинарий Гиляриевич (1833-1900) - живописец. Пейзажист, портретист, автор исторических картин. Учился в Академии художеств (с 1850). В 1854 г. получил звание художника третьей степени, в 1861 г. - академика.), Суходольский, словом весь пейзажный мир, ты никогда ничего не упомянешь, а ведь это, согласись сам, очень интересно. Что делает Боголюбов? Куда он идет? Я тебе уже не раз задавал вопросы, и ты никогда не отвечаешь [...]. Л ты, брат, сначала на вопросы-то ответь [...]. Не пишешь также ничего, нарисовал ли к статье Подъячева рисунок и какой или нет. Эдакая голова ты, право. А насчет моего возвращения в Россию и сам не знаю, когда это будет, и все зависит от Академии. Я в отчете прошу еще на год, чтоб год, который я пробыл в России, причислить к трехлетнему путешествию но России. Черт знает, хотя я и прошу этого, а на душе-то совсем другое, так бы сейчас и полетел к вам - и гораздо бы лучше было, если бы лишний год в России, а как подумаешь, разведешь руками. Так и покоришься необходимости. Вы же скажете после - вот, гляди на него, на этого урода, был за границей, а в Париже-то и не был, а без этого, что за человек, так - плюнуть и только. А уж об Италии я и не говорю, будут мне упреки и ужасы - как, вы были за границей? И не были в Италии - стыдитесь, М[илостивый] г[осударь], а еще пейзажист художник. Ай, аяй, яй,- а в Италию-то я все-таки не поеду, хоть бы и возможность была - не люблю отчего я ее, больно уж сладкая.
А меня что-то страх берет не на шутку явиться в Питер, черт знает, ведь у меня почти ничего нет, картина, которую я скоро пошлю, швах, зер швах, а по-русски - пакость. Да и фотографии того. Да, главное, Совет, пожалуй, это примет за шутку, что, дескать, он нам присылает фотографии, а не картины и не этюды. Что он такой-сякой, подлец эдакой, что он там делает.
Ты, брат, пиши, все сначала узнай, как и что, а потом и катай письмо ко мне, а мое-то перед собой все-таки держи и отвечай на пункты. А затем прощай, кланяйся всем. Твой Шишкин.
Когда едет в Малороссию Джогин? Пожелай ему от меня и Анне Гавриловне счастливого пути. Эдакий Джога счастливец! А как бы я его желал видеть, право, я думаю, ведь он переменился не так-то? Что бы ему прислать карточку? Попроси-ка, брат, у него, и я ему пришлю взамен. Ну, брат, накатал же я тебе письмо такое длинное, длинное, а все от того, что вечер и ничего не делаю по вечерам вот уже больше месяца. Скука страшная. (Погода здесь, лето).
Берег моря. Мери-Хови. Уголь, мел. 1889. ГРМ
60 И. И. ШИШКИН - И. В. ВОЛКОВСКОМУ
Цюрих. 29 марта 1804
Любезнейший Волкач,
Этакая скверная история с моим отчетом и фотографиями.
Я здесь в почтамте спрашивал, и мне показали книгу, из которой видно, что пакет отправлен 7 марта по здешнему стилю, конечно, и через неделю только могут известить о том, где пакет и получен ли. А до тех пор ничего не поделаешь. Адресован он был в контору Академии, не франкированный, ибо не знают что стоит (подлецы, к слову сказать), а ведь скверная вещь. Время идет, и я не знаю ничего и придется еще долго ждать.
Ты, брат, пишешь только как раз на мои вопросы. Ну что бы сказать что-нибудь об отчетах пенсионеров и какие при них фотографии и прочее. Лентяй, брат, ты писать. Конечно, вы уже там знаете и оплакиваете величайшего из художников, Калама, он помер. Но ведь это так только, он для блезиру помер, а он жить будет вечно. Великий художник был, теперь едва ли найдется подобный, хороших писак много, что и говорить, да таких воротил, как Калямка, нет и не будет... по крайней мере долго, долго...
Черт знает, последнее время при его жизни все, и я в том числе, как-то забыли его и даже поругивали частенько, и теперь, как нет уже его более на свете, так он и воскрес в своих великих трудах. Теперь каждая его литография кажется еще великолепнее, нежели прежде. Да, не скоро еще наживет мир себе такого туза, на котором ездило и ездит такое множество двоек и шестерок, даже и не козырных - и многие, многие личн[ости] еще будут ездить. (Отношение Шишкина в молодости к Л. Каламу было противоречивым. С одной стороны, он восхищался его мастерством гравера, с другой - опасался попасть под влияние его манеры. Будучи за границей, он не спешил посетить его мастерскую, выбрав своим руководителем Коллера. Восторженные слова, звучащие в настоящем письме, скорей всего были данью памяти умершего художника. Впоследствии, в России, окончательно встав на путь реалистически трезвого воспроизведения природы, Шишкин, естественно, отрицательно относился к холодному академическому романтизму полотен Калама.)
Что теперь делают Джогин и Гине, что они работают? Передай им поклон, не забудь также и Анны Гавриловны, зачем ты ее зовешь Анной Семеновной? Я уже не раз встречаю у тебя эту ошибку. Вертелось было несколько вопросов, да забыл теперь. Да к тому же у меня трещит башка страшно. Не было печали, да черти накачали. Вот уже три недели, как болит голова, не переставая, каждый день, черт знает что такое. Завтра иду к доктору. Должен су[кин] с[ын] вылечить - ведь немец. Что делается со статьей Подъячева и нарисовал ли ты рисунки? (? второй раз). Где ты пишешь зиму? (В 1804 г. И. В. Волконский не экспонировал свои произведения на академической выставке. О какой зиме идет речь в письме Шишкина - неизвестно.) Давай бог тебе успеха. Я с Коллером поругался и теперь больше не работаю у него, а работаю дома - конечно, будет следовать вопрос, почему и зачем, потому что он все-таки немец, а главное, никому не советую быть у кого-нибудь под началом, т. е. работать в чужой мастерской - он эдак, ты так, он так, а ты эдак. Это постоянно было, но наконец не выдержал и поругался [...]
Я там настроил и других учеников. Ругают его и некоторые тоже оставляют его. Революция, сударь ты мой. Прощай, кланяйся всем и не ругай, что скверно пишу, болит очень голова.
Ах, черт возьми, скверная история с моим отчетом. (Отчет и фотографии Шишкина находились в петербургской таможне, куда был послан запрос из Академии художеств 25 мая 1864 г. (ЦГИА, ф. 789, оп. 14, ед. хр. 29, л. 12).) Это почти всегда, человек, который отправляет сотни посылок, и никогда этого не случается, а я в кои-то веки собрался и попал. Прощай.
Твой И. Шиш[кин].
Прилагается при сем карточка моя, я бы хотел ее дать Джогину, если только он соблаговолит принять и не сочтет это навязчивостью, а взамен прошу его карточку, а если можно, то и две или одну с двумя. Очень было бы приятно, и буду ему весьма благодарен. Передай же ему от меня мою просьбу. А где Григорий Николаевич Потанин? (Потанин Григорий Николаевич (1835-1920)-известный географ, этнограф, публицист и фольклорист. Путешественник и исследователь Сибири и Центральной Азии. Был вольнослушателем на естественно-историческом отделении Петербургского университета (1859-1862). С 1859 г. занимался в вечерних классах Академии художеств. В 1860 г. Потанин вместе с Шишкиным ездил на остров Валаам.) Тоже спроси у Джогина, и пишет ли он ему. Письмо это не франкирую. Нет марок, а у тебя, наверное, найдется двугривенный.
61 П. П. ДЖОГИН - И. И. ШИШКИНУ
С. Петербург. 10 апреля 1864
Милейший дружище Иван Иванович!
Пишу тебе в твою лиловую Швейцарию - теплую, красивую - из нашего тоже красивого по-своему, но холодного Питера. Зато, может, придется написать тебе теплое слово, которое у нас водится так же, как и в Швейцарии, и везде. Прежде всего надо искренне поблагодарить тебя за память обо мне и за карточку, присланную тобою мне. Потом сотню раз извиниться за то, что я так давно не написал тебе ни одной строчки. Причиной тому моя новая жизнь, которая, естественно, удалила меня несколько от мира сего и прилепила к жене, дабы быть с оной в плоти единой. Многие считают женившегося человека даже погибшим: оно бывает; только не со мной. Я хоть и сделался нежным супругом, но и остальной мир меня интересует по-прежнему. Так, например, художественный задор разбирает меня сильнее прежнего. Весна у нас стоит великолепная. Снегу нет, и на улицах совершенно сухо. Зато на островах снегу еще пропасть. Нева пошла только сегодня и, как водится, не без проказы - с Громовской пристани сорвало 12 барок с сеном, в каждой по 6000 пудов. Спасено только три, и то потому, что они засели у быка, на котором часовня (на Никол[аевском] мосту). Вследствие такого приключения на набережной великолепное гулянье - как всегда, при случае. Остальные барки ушли в море. Мосты разведены, но сообщение между городом и частями Петербургской и Выборгской и прочими за Невским улучшено против прежнего, благодаря конной железной дороге, вагоны которой таскают публику от Николаевского моста до Московской железной дороги за 5 коп[еек] с рыла.
В Академии у нас много фантастических улучшений и перемен: чего, чего у нас не будет, только будет ли? И разом ли будет? Вообще головы начальства нашего - бродят. Они с искусством не знают, что делать - кажется, все это от того, что никто из них его не любит и не понимает. Молодежь рвется вперед, заявляет себя частенько, только все принимается седыми головами за либерализацию. Не прививается как-то в России искусство, а тут еще журналистика наша из сил выбивается доказать просвещенному люду, что косматые люди - негодные люди (косматые - это модное выражение для художников у наших писак).
С другой стороны, набожное направление Гагарина (Имеется в виду увлечение Г. Г. Гагарина византийским и древнерусским искусством.) да новые (будущие) уставы, по которым историческая живопись - вещь, а прочес все - гиль, грозят искусству если не полным падением, то наверняка довольно продолжительной летаргией. Пейзаж - один пейзаж - пойдет наперекор всем запоздалым мудрецам художественного дела. Полно тебе торчать там, стесненному горами, иди сюда на простор, какого ты черта там высидишь! А не то пошляйся по Европе - по всей, значит. Сам же ругаешь немцев, а сидишь с ними. Воображаю я твою скуку! Вертайся, голубчик, скорей. Спечем тебе пирог с сигом, а то с капустой, а то с тем [и] другим, и борщу и горилки поставим, ей богу, наслаждение будет - то-то поговорим.
Окрестности Петрозаводска. Рисунок из альбома. Карандаш. 1889. ГРМ
Разные известия, что придет в голову: я еду с Боголюбовым в Балтийское море для работы в Гидрографическом департаменте - с конца мая и до конца июня. Баганц до сих под сидит в Петербурге, и его кругосветное путешествие (о котором ты, кажется, знаешь) неизвестно когда будет. (Баганц Фридрих-Генрих (1834-1873) - живописец и рисовальщик. Пейзажист. Учился в Академии художеств. В 1860 г. получил звание неклассного художника, в 1868 г. - классного художника первой степени. Назначенный в мае 1862 г. в кругосветную экспедицию, «для плавания с кадетами, для приобучения их черчению с натуры корабля и всего касающегося до моря», Баганц только лишь в июне 1864 г. был отправлен в кругосветное плавание на корабле «Гиляк» (ЦГИА, ф. 719, оп. 14, ед. хр. 103, лл. 7-8)) Пейзажисты наши страсть как широко пишут - так что шире и нельзя. Постоянная выставка берет за вход 50 копеек. Потанин, Ядринцев (Ядринцев Николай Михайлович (1842-1894) - этнограф, археолог, исследователь Сибири. Публицист, издатель газеты «Восточное обозрение». Был вольнослушателем в Петербургском университете, в 1862 г. сотрудничал в газете «Искра».) и Усов (Усов Федор Николаевич (1839-1888) - казачий офицер, полковник. Был слушателем Военной Академии в Петербурге. Секретарь Западно-Сибирского отдела Географического общества (1880-1886). Автор трудов: Статистическое описание сибирского казачьего войска, Очерки по истории сибирского войска и др.) читали в Сибири публичную лекцию, на которой Ядринцев прочитал о необходимости университета и заслужил сильный аплодисмент. Потанин читал о сибирских казаках, но читал вяло, сконфузясь, и не понравился тамошней публике за направление, за что и был ошикан; а Усов вышел, окоченел от испуга и ушел, не читая.
Гине едет опять к монахам в Святогорский монастырь (Харьковской] губ[ернии]). Он надеется попасть и в Крым - у него растет брюхо, ей богу. Мокрицкий в настоящее время в Питере и собирает как милостыню картиночки для московской выставки. Он уверяет, что в Москве нет ни одного художника и выставку делать не из чего. 14 программистов, отказавшихся от конкурса, живут хорошо, но делать им нечего - работы нет. Из них Песков (Песков Михаил Иванович (1834-1864) - живописец. Автор исторических картин, жанрист. Учился в Академии художеств (1855-1863). В 1863 г. получил звание классного художника. Весной 1864 г. выехал в Ялту, где 31 июля умер от чахотки.) опасно болен - кажется, чахотка. Ему запрещено работать, даже, кажется, и ходить. Крейтан (Крейтан Василий Петрович (1832-1896) - скульптор. Портретист, работал также в области монументальной скульптуры. Учился в Академии художеств (1857-1863). В 1869 г. получил звание классного художника скульптуры первой степени.) лепит недурно пепельницы и прочее в виде пней, коряг и т. д. Маковский (К. Е. Маковский.) имеет пропасть работ - портреты, но слишком шикарит, впрочем, у него такая публика - все князья, да бароны. По-моему, один Боголюбов работает хорошо и самый полезнейший человек в Академии. Лагорио на Кавказе [у] великого князя, а там, говорят, им слишком недовольны. Эраси женат на дочери Тура - богача. Картинки его - дрянь. Соломаткин значительно развивается и недавно написал превосходный эскиз: шествие в церковь губернаторши - просто, брат, талант. (Соломаткин Леонид Иванович (1837-1883) - живописец. Жанрист. Учился в Московском училище живописи и ваяния (1855-1861) и в Академии художеств (1861-1866). В 1866 г. получил звание классного художника третьей степени. Местонахождение эскиза задуманной Соломаткиным картины «Важная особа», о которой пишет Джогин, неизвестно. Несмотря на неодобрение начальства, художник, переработав эскиз, написал в 1864 г. картину «Вход губернаторши в церковь» (Гос. Эрмитаж).) Начальству не нравится его направление. Жалко, что он, свинья, не изучает натуры и очень плохо рисует. Говорят, Трутнев (Трутнев Иван Петрович (1827-1912) - живописец. Жанрист. Учился в Академии художеств (1851-1859). В 1859 г. получил звание классного художника первой степени, в 1868 г. - академика. С 1866 г. - директор Виленской рисовальной школы.) приехал. Резанов в Малороссии, в имении Тарновского (Тарковский Яков Васильевич (1837-1899) - украинский коллекционер. И. Речь идет о картине «Тайная вечеря» (ГРМ), экспонировавшейся на академической выставке 1863 г., за которую II. Н. Ге в 1864 г. получил звание профессора.) (Черниг[овской] губ[ернии]). Он человек практичный - значит, не пропадет. Картина Ге - великолепнейшая; так же и Пукирева - задушевная вещь (Неравный брак). (За картину «Неравный брак» (ГТГ), экспонировавшуюся на академической выставке 1863 г., В. В. Пукирев (1832-1890) получил звание профессора в 1865 г.) Жинка моя, которую зовут Анна Семеновна, кланяется тебе как старинному приятелю, тоже и Дарья Яковлевна. В Питере живет мой племянник Миша, которого ты знаешь. Он посвятил себя изучению музыки и ходит в консерваторию. Светлый праздник на дворе, и начинаются к нему приготовления. Затем остаюсь друг твой
П. Джогин.
Напиши мне подробно о своих занятиях. Кстати: что ты боишься суда петербургских художников? Ни черта они не смыслят. Ты идешь по новой дороге - значит, честь и слава тебе, коли не поймут. Оставайся только самостоятелен.
62 Л. Л. КАМЕНЕВ - И. И. ШИШКИНУ
Дюссельдорф. 31 [так в оригинале.- Сост.] апреля [18]64
И. И. Шишкин в Дюссельдорфе. 1864-1865. Фото
Да что же ты, такой-сякой Иван Иванович, не написал своего мнения о французских пейзажах и пейзажистах, которое мне страшно хотелось знать и о чем я просил Перова и Якоби сказать тебе? Неужели и ты согласен с ними, что одни французы вещь, а прочее все швах? Из твоего отзыва о Базельской вы ставке (Отзыв И. И. Шишкина о Базельской выставке неизвестен. Однако имеется свидетельство Л. Т. Комаровой о том, что он «высоко ставил французскую школу пейзажа; Добиньи, Дюпре, Коро и в особенности Руссо... были его любимцами» (ЦГАЛИ, ф. 917, оп. 1, ед. хр. 54, л. 59).) этого не видать - и слава богу! Вот ослы-то и Якоби и Перов и вся наша парижская братия. У них в глазах, кажется, французская болезнь засела. Уверяют, что они только и видят пейзаж у Коро, (Коро Жан Батист Камиль (1796-1875) - французский живописец и график. Пейзажист.) Добиньи (Добинъи Шарль Франсуа (1817-1878) - французский живописец и график. Пейзажист.) или Дубине и прочее. Действительно, жаль, что мы не попали вместе - я один устал ругаться и спорить с немецкими французами - вдвоем было бы вольготнее. Да, я остаюсь на лето около Дюссельдорфа, вероятно, прежде в Касселе в Тевтобургском лесу, (В Тевтобургском лесу Каменев вместе с Шишкиным провели лето 1864 г.) где Арминий разбил Вара, (Арминий - вождь германских племен херусков, возглавивший борьбу против римлян, стремившихся утвердить свою власть на Рейне. Он завлек в Тевтобургский лес и наголову разбил легион римского наместника Вара (9 в. н. э.).) и пр., а потом на Гарц - там, говорят, простые виды превосходные, а деревья, собственно, и того лучше. Ну его к черту и Оберланд, и всю Швейцарию, она у меня сидит во где! Чтобы писать ее, надо родиться швейцарцем или им сделаться, а я и во сне вижу наше русское раздолье с золотой рожью, реками, рощами и русской далью - здесь хоть немного будет похожее на это - конечно, как свинья на пятиалтынный. Здесь я успел только 2 маленькие картинки кончить, да и то кое-как - все 4 месяца все пробовал, как писать, и до сих пор не знаю этого; да вряд ли и узнаю когда. На днях мы едем с Дюккером, но куда прежде - это еще бог весть, - во всяком случае в окрестности Касселя; приехавши сюда, ты можешь узнать это от Быковского. (Быковский Николай Михайлович (1834-1917).- Учился в Московском училище живописи и ваяния. В 1857 г. получил звание неклассного художника, в 1864 г. - классного художника, в 1867 г. - академика живописи исторической. Был экспонентом II выставки ТПХВ.) Я буду ему писать, где я, потому что тоже жду денег и нужно оставить здесь свой адрес. Не знаю, как ты теперь поедешь в горы, и здесь дождь идет каждый день и холод, а там я думаю и подавно волки мерзнут, а Ахмахер еще в снегу по горло сидит.
Здесь теперь нового ничего не видать; все притаились и работают к будущей выставке - что-то увидим! В сентябре же будет выставка в Антверпене, вот куда я положил непременно съездить после лета. Тамошние пейзажисты будут получше французов. [.. .] К генварю или февралю я тоже еду ко дворам. Скука смертная - по-немецки я до сих пор ни в зуб толкнуть, один, верно, не выучишься - хорошо еще, что не жалко. Да и вообще трудно нашему брату свыкнуться с немцами и немецкой жизнью [. . .].
Прощай, брат, будь здоров и счастлив и приезжай скорей сюда, до свиданья весь твой Л. Каменев.
Быковский живет (нрзб) № 5. Дом похож на сарай - три окна закрыты - одно окно в крыше с щитами от солнца (нрзб). (Ниже приводится план местности, где находится дом.) Рядом с его мастерской 2 окна, в которых можно увидеть множество этюдов.
63 И. И. ШИШКИН - И. В. ВОЛКОВСКОМУ
Цюрих. 2 мая 1864
Любезнейший Волкач,
С удовольствием тебя поздравляю. Это, брат, подвиг получить медаль в натурном классе, как это тебя натуралисты не заели, или как ты сам не обессилел от изнурения или от испарины. За что ты получил 1-ю серебр[яную]? Где писал и что? Ну, брат, счастлив твой бог. А маленьким серебряным твоим я счет потерял, сколько ты их имеешь? (И. В. Волковский получил большую серебряную медаль в апреле 1864 г. за «Пейзаж». Малых серебряных медалей он получил три - в 1860, 1862 и в 1864 гг.) Что это ты, брат, ни слова о том, что получен ли мой отчет или еще нет. Справься в почтамте - здесь говорят, что затеряно в Петербурге (Отчет Шишкина был получен в Академии художеств только 27 мая 1864 г. А 31 июля 1864 г. Шишкину было послано официальное письмо следующего содержания: «Совет Императорской Академии художеств, рассмотрев отчет Ваш с фотографиями, выразил совершенное одобрение за Ваши труды и похвалу за занятие гравированием...» (черповик хранится в ЦГИА, ф. 789, оп. 14, ед. хр. 29, л. 19).) и почтамт петербургский до сих пор не отвечает
. Посылка была послана из Цюриха 7 марта (нрзб). Адресована на контору Имп[ераторской] Ак[адемии] худож[еств]. Черт знает, что это такое, просто гадость, а ведь я жду результата, а главное дело, я сижу без гроша.
Вот что! Или во што! Здесь живет, т. е. в Цюрихе, Самойлов (Самойлов Василий Васильевич - сын выдающегося актера В. В. Самойлова. В 1867 г. получил звание свободного художника архитектуры за проект конференц-зала для Академии художеств.) (сын актера), архитектор, весьма и весьма хороший человек и занимается великолепно и в короткое время сделал успехи блистательные, со временем он займет место в ряду честных и хороших архитекторов наших. И он работает и занимается очень серьезно и положительно. Здесь он в Политехнике, который считается первый в Европе, раньше занимался в Мюнхене и Берлине. Патриот и любит Россию до безумия. [. . .] С отцом он не в ладах и проч. и проч. Это для того говорю все, чтобы было понятно следующее. Он просил меня справиться, как и от кого можно получать русские книги и издания по части архитектуры (например, Архитектурный вестник4(«Архитектурный вестник» - петербургский журнал архитектуры, образовательных искусств и строительной техники (1859-1861).) и прочее. Кроме того, фотографии наших зданий и произведений скульптуры, как, например, Пименова воскресение и преображение и проч и проч. Он в этом сильно нуждается сам, а главное, профессор Любке,5(Любке Вильгельм - немецкий историк искусства. Был преподавателем истории архитектуры в Берлинской строительной Академии, в Цюрихском и Штутгартском политехнических институтах и пр. Автор трудов по истории искусства.)
который читает историю искусства нового времени и по неведению, конечно, врет чепуху. Самойлов обращался несколько раз к своему отцу, который говорит, что все это вздор и у него ничего нет и проч. и проч., и потому он убедительно просит меня написать в Питер к кому-нибудь и узнать, через кого это можно будет сделать. Кто издает Архитектурный вестник - кажется, Гримм, (Редактором «Архитектурного вестника» был А. Т. Жуковский. Д. М. Гримм, профессор архитектуры, не имел отношения к этому изданию) он, кажется, хороший человек, есть еще какой-то господин, но я забыл фамилию. Ты, Волкач, постарайся справиться обо всем этом и напиши мне - да, пожалуйста, не так долго медли, и ты этим доставишь удовольствие будущему нашему хорошему товарищу Самойлову, а он славный малый.
Напиши свой адрес, когда уедешь и где будешь жить. Конечно, ты будешь бранить, что очень скверно пишу, это не от меня, холод в комнате такой, что руки, как палки. На дворе страшное ненастье и холод, и в комнате хотя и пет настоящего ненастья, дождь не идет, правда, а у окон стоят лужи и холодно как на дворе. [...]
Я, брат, здесь лежу на боку и гляжу за Оку. В Париже открыта выставка, и я мысленно рвусь туда, но пустой кошелек останавливает даже и мыслить. Пиши чаще и больше. Джогину за письмо большое спасибо [...]
На берегу моря. Этюд. Масло. 1889-1890. ГТГ
64 И. И. ШИШКИН - И. В. ВОЛКОВСКОМУ
Дюссельдорф. 15 сентября 1864
Любезнейший Иван Васильевич.
Ты, я думаю, теперь в Питере, потому я тебе и пишу, а то, черт знает, где ты был, и если бы я и написал тебе летом письмо, то оно, наверное бы, пропало.
Ну что ты поделал летом и каково было лето? Здесь, брат, лето было из рук вон. Положительно из рук вон, целое лето, и до сих пор погода ужаснейшая. Я в начале лета был на озере 4 кантонов, а потом перебрался в Дюссельдорф и оттуда ездил часа за 4 от Дюссельдорфа, там были из наших Каменев московский и Дюккер, можно было бы работать. Места очень хорошие.
Теперь я в Дюссельдорфе нанял мастерскую и теперь работаю. Это письмо к тебе будет очень коротенькое и будет заключаться в вопросах, на которые ты должен будешь немедленно ответить. Когда выставка? (Академическая выставка 1864 г. была открыта 4 ноября.) Узнай от позолотчика Иванова, получил ли он мой ящик? Из Цюриха. Узнай от Зворского, как обыкновенно поступают пенсионеры, которые должны ехать домой - получают ли они из Академии приказание или уведомление о том и тому подобное. Я ему писал, но ответа от него не было. И какая судьба с отчетом (старая история) и проч. и проч.
Пожалуйста, напиши поскорее. Я теперь сижу без денег и, несмотря на то, едем с Каменевым на выставки в Брюссель и Антверпен. Надо же посмотреть и голландцев, и тогда довольно, домой. Л Париж, брат, черт знает, что такое. Вавилон, совершенный Вавилон. Но об нем расскажу, когда увидимся. Прощай.
Твой весь Иван Шиш[кин] [...]
65 Н. Д. БЫКОВ - И. И. ШИШКИНУ
[Петербург]. 10-22 сентября 1864
Иван Иванович, картина получена, письма не было, письмо было получено - меня не было в Петербурге, и вот почему я долго времени Вам не отвечал и ничего не сказал о Вашей картине, но все же письма, о котором Вы пишете, т. е. какого-то подробного, я вовек не получал и не знаю.
Этюды Ваши все натянуты на пялки и некоторые весьма удачны. Теперь дело о картине, (Речь, возможно, идет о картине «Стадо в лесу» (1864), находящейся в Гос. картинной галерее Армении под названием «В лесу» (размеры этой картины соответствуют указанным Шишкиным в письме). Работая над ней длительное время, художник мог отказаться от первоначального намерения изобразить коров крупным планом.) Вы помните, И[ван] И[ванович], мой заказ - я просил Вас написать вид, а не этюд леса, который я уже имею и который (извините за откровенность и прямоту) нисколько не хуже присланной Вами картины, а для меня и лучше, и так, Вы видите, что мне нужна Ваша картина с видом, лесом, воздухом, водой и прочее и прочее. Вы помните, что я просил Вас, когда будете в Риме, то повторите ту Альбанскую аллею, которую писали все наши художники, и которая имеет удивительную перспективу. Вы помните, что именно я просил Вас, если не будете в Риме, то в этом роде написать хоть в Саксонии. Теперь картины для себя я буду от Вас ждать, а эту продам или уступлю другому лицу, если только желаете, в таком случае, когда получу ответ, письмецо о Вашем согласии ее продать другому и за сколько. Теперь я буду дома, если и уеду, то ненадолго, и потому ответ не может быть замедлен.
В ноябре будет выставка. Хотите ли Вы выставить Вашу картину? Хотите ли выставить Ваши этюды? Хотите ли их кому показать?
Ваш Н. Быков.
66 И. В. ВОЛКОВСКИЙ - И. И. ШИШКИНУ
Село Братцево. Московской губернии. 28 сентября 1864
Дружок Иван Иванович,
Ты, брат, ошибся в своем предположении, надеясь, что твое письмо найдет меня в Питере, а я еще вон где сижу, смотри вверху на надпись, да и выбраться отсюда не знаю как, а все по милости добрых товарищей, которые заставили меня терпеть в чужом пиру похмелье. Они, изволишь видеть, жили со мной и, не заплатив ни гроша, отретировались в Питер с намерением добыть денег и выслать в уплату, а я остался заложником, и вот уже месяц сижу и жду выкупа, а каково положение-то, а? Да оно еще не было бы так досадно, если бы люди были без средств, а то оба получают казенное содержание - один 30 рублей, а другой - 40 р[ублей], второго ты знаешь - Вьюшин. (Вьюшин Александр Васильевич (1835 - не ранее 1904) - живописец. Портретист и жанрист. Учился в Академии художеств с 1857 г. В 1862 г. получил звание художника. Преподавал.)
Но несмотря, что я сижу здесь, я смогу тебе ответить на некоторые вопросы, например, весна здесь была хороша до 29 июня, то есть до петрова дня, а лета совсем не было, какая-то пародия на южную зиму - ветер и дождь изо дня в день да солнце раз или два в месяц показывалось вроде двунадесятого праздника, а теперь уже недели две идет снег вперемешку с дождем, да к тому еще сильнейший северный ветер, так что ни писать, ни в альбом зачертить ничего не думай, поэтому можешь судить, много ли я наработал. Написал три маленьких этюда, да и все тут - вот так лето.
Выставка должна открыться 4 ноября по случаю столетнего юбилея, который хотя и не будет праздноваться, но все-таки в этот день хотят открыть выставку, а приемка вещей до 20 октября.
Насчет справки у Зворского ты можешь остаться покоен, можешь возвращаться домой без всяких формальных прелюдий относительно Академии, об этом мне сказал Львов еще весной, когда я хлопотал об участи твоего отчета, который сгиб невозвратно, (Волковский ошибается (см. примеч. 2 к письму 63).) да и на кой его теперь черт. Жаль только фотографий, которые с ним пропали.
Как посмотришь голландцев, то укладывай свой чемодан и бери свои этюды, да и поезжай домой. Мы с Джогиным соскучились по тебе.
Как ни тепло чужое море, Как ни красна чужая даль, Не ей поправить наше горе, Размыкать русскую печаль!
вот тебе и куплетец по этому случаю, да, кстати о Джогине - он с жинкой нынешнее лето жил у Боголюбова в подмосковной деревне или скорее у родственников Боголюбова от меня верстах в 12-ти и приезжал, и с Боголюбовым ко мне, и я был у них, они только жили, пили, ели, гуляли, но не работали, потому что лето, по выражению Боголюбова, подлец.
Через неделю я надеюсь, что меня выкупят из залога и я буду в Петербурге, а ты уведомь меня, когда ты намерен выехать, то я буду ожидать тебя. По приезде в Питер я узнаю остальное, о чем ты пишешь, и немедленно уведомлю тебя.
До следующего письма, остаюсь твой
Иван Волковский.
Купи-ко какую-нибудь заморскую штуку годную для художественного употребления, они там, надо полагать, гораздо дешевле, чем у нас. Где Гине и что с ним, ничего не знаю. Ты подивишься, что я пишу на таком клочке, это, брат, последний клочок, больше у меня и бумаги здесь нет, кроме что чистые листы в альбоме, да те но годны для корреспонденции, очень толсты.
67 И. И. ШИШКИН - И. Д. БЫКОВУ
Дюссельдорф. 29 сентября 1864
Милостивый государь Николай Дмитриевич,
Чрезвычайно неприятное, но справедливое письмо Ваше я получил... и спешу на него ответить: но что писать Вам или что говорить я и сам не знаю...
Картина Вам не нравится, я Вам напишу другую, бросаю все другое и начинаю писать Вам, но дело вот в чем: размер картины по условию весьма неподходящий - слишком квадратен. Этот размер годен только для картин лесных внутренностей преимущественно, и потому я нашел необходимым изменить прежний размер, т. е. вместо 11 и 14 дециметров я взял 101/2 и 15, - надеюсь, что Вы не будете в претензии, почему я и заказал холст. (Ниже этой строки помещен обрамленный вариант-набросок будущей картины («Вид в окрестностях Дюссельдорфа»).)
Сюжет картины таков: «После грозы», на среднем плане остатки разбитого и сожженного молнией дуба, от которого частью будет виден дымок и прочее. Надеюсь, что Вы этим сюжетом будете довольны. Это из Тевтобургского леса, где я нынче провел дождливое лето. Кстати, нынче лето было здесь, да и везде, короткое, по крайней мере в Швейцарии и даже в Италии была прескверная погода. Надеюсь, что эта картина не будет этюд.
А, что ни говори, я за ту картину краснею, и краснею жестоко, мне совестно, а дело покамест непоправимое. Что станешь делать, добрейший Николай Дмитриевич, а ведь сколько я с ней бился проклятой, и сколько она у меня отняла время. И сколько было получено советов Коллера, и вот эти-то советы и довели ее до состояния этюда. Его принцип в искусстве - не удаляться от этюда ни на шаг.
Если Вы будете так добры, Николай Дмитриевич, то продайте ее, ибо я теперь сижу совершенно на бобах, денег ни гроша - цены я назначить совершенно не могу. Я полагаюсь на Вас, добрейший Николай Дмитриевич, потрудитесь только продать, ну хотя бы за 150, за 200, а если не так, так хоть за 100, только, пожалуйста, продайте - я сижу без денег.
Выставлять ее я бы не хотел. Этюды я бы желал, чтоб только видела Академия (этюды мои еще у позолотчика Иванова, штук 20 или 30).
Так вот какие вещи, добрейший Николай Дмитриевич, а всетаки дело скверное, я здесь за границей совершенно растерялся, да не я один, все наши художники и в Париже, и в Мюнхене, и здесь, в Дюссельдорфе, как-то все в болезненном состоянии - подражать, безусловно, не хотят, да и как-то несродно, а оригинальность своя еще слишком юна и надо силу.
Желаю Вам всего хорошего. Остаюсь с исти[нным] почтением Ваш покор[ный] слуга
Шишкин.
68 И. И. ШИШКИН - И. В. ВОЛКОВСКОМУ
Дюссельдорф 7 октября [1864]
Что это ты, брат Волкач, не пишешь мне, или ты не получил мое письмо? А ведь я просто бедствую - узнай от Зворского или попроси, чтобы мне деньги выслали в Дюссельдорф - или нужно будет официально известить контору Академии, и спроси у него на это форму. Вообще узнай что-нибудь и сейчас же пиши мне. Этюды мои у Быкова и позолотчика Иванова, да получил ли он их, я и этого не знаю, если нужно будет их показать в Академии, то, пожалуйста, похлопочи. Вообще, я не знаю, что делать, и не знаю, что просить тебя. Картина, которую получил от меня Быков, дрянь, и я не хочу ни за что, чтобы ее выставили, а к выставке я пришлю непременно, во что бы то ни стало картину. Прощай, пиши и пиши. Твой Шишкин.
Когда я получу от тебя письмо и вести более утешительные, то напишу тебе большое письмо. А теперь просто беда. [...]
69 И. И. ШИШКИН - И. В. ВОЛКОВСКОМУ
Дюс[сельдорф]. 26 окт[ября] 1864
Любезнейший Волкач,
Сию минуту получил твое и милейшего Джогина письма - рад несказанно, что я еще не совсем пропал. Сейчас же отправил письмо в Бернское посольство. Все эти путаницы не что иное, как наша беспечность и нерадение.
Во што, я тебе предоставляю распорядиться моими вещами, как своими собственными. Возьми, если можно, ящик у Иванова, раскупори его, пересмотри все, и что найдешь - можешь распоряжаться по своему благоусмотрению, но дело в том, что там едва ли что найдешь такое, которое бы можно было сбыть, там большей частью вещи такого рода, я тебе напишу регистр моих вещей в ящике:
Этюдов на картоне 55
Этюдов на холсте 17
- на бумаге 39
Рисунков 32
Фотографий 72
Гравюр 82
Литографий 12
Еще рисунков 17
Альбомов 5
и проч. и проч. хлам, который, надеюсь, будет сохранен до моего приезда. У Быкова, кроме этюдов, есть еще 2 больших литографии, 1 рисунок коров - я не знаю, что он с моими этюдами хочет сделать? А картину вы видели, дрянь страшная, из рук вон скверная. Он обещается ее продать другому. Хорошо бы он сделал, если бы продал.
Джогину скажи пребольшое спасибо за его письмо, и как только мало-мальски поправлюсь, соберусь с духом, то и буду писать, а теперь кланяюсь ему и его женке.
А ты, брат, пиши, пожалуйста, как твои делишки на выставке и вообще как выставка и проч. Письма ваши доставляют большое удовольствие для всех нас здесь обретающихся, мы их читаем, как газеты, и малейшее какое-нибудь известие передается из уст в уста, и это составляет насущную пищу нашему воображению и проч.
Да вот что еще, не приехал ли в Питер Самойлов (молодой), архитектор, у которого 2 рисунка пером и еще что-то, и если ты его увидишь как-нибудь, то можешь спросить у него их и можешь продать, если подойдет такая статья. А теперь прощай, будь здоров и писать не ленись.
Твой Иван Шиш[кин].
Видишь, я тебе письмо франкирую.
Зима. Масло. 1890. ГРМ
70 И. И. ШИШКИН - И. В. ВОЛКОВСКОМУ
Dusseldorf. 24 декабря
Завтра католическое рождество 1864
Любезнейший Иван Васильевич,
[...] Что такое эта у вас лотерея? (В Отчете о действиях комитета Общества поощрения художников за 1864 г. (Спб., 1865, с. 6) указано: «Комитет Общества, изыскивая средства для привлечения на Выставку большего числа посетителей, предложил в виде опыта открыть при Выставке художественную лотерею».) И напиши, как она составилась, из каких вещей и как идет. Успешно или нет?
Саломаткина поздравь от меня и Каменева с успехом, которого от него всегда ожидал. (В 1864 г. Л. И. Соломаткин получил большую серебряную медаль за картину «Славильщики на празднике Рождества Христова» («Христославы»), экспонировавшуюся на академической выставке того года.) [...]
Кто это распорядился выставить мои вещи, черт знает что такое, я вовсе но хотел выставить картину, а тем более этюды коров, а некоторые даже копии с Коллера. (На академической выставке 1864 г. экспонировались произведения Шишкина: «Стадо в лесу», «Спуск с горы», «Две коровы у ручья» и «Пастушка и коровы под деревом».) Вы меня сделали мошенником невольно против Коллера, если он узнает. Это вообще со всех сторон скверно (нрзб). Что ты, брат Волкач, в письме своем врешь относительно моих вещей, что ты церемонишься, что ли, сказать [...].
Конечно, ты моих этюдов и фотографий и прочих не затеряешь, я надеюсь! Об Анатомии животных я еще не спрашивал, но, кажется, здесь едва ли можно найти, я знаю, что в Париже найти можно, и то с трудом. Анатомия животных (нрзб) лошади и коровы. Для кого это? Прощай, будь здоров.
Твой Иван Шишкин.
Поклонись Джогину с семейством. Что он поделывает? А где Резанов, Горавский, Боголюбов, Мещерский, если что-нибудь на выставке - напиши.
Сегодня иду в магазин и спрошу об Анатомии, а письмо оставлю до завтра. [...]
А Пименова жаль очень, как бы то ни было, а все-таки раньше борец был (из наших). (П. С. Пименов, пользовавшийся в прошлом репутацией человека прямого и нелицеприятного, автор первой, по словам А. С. Пушкина, «народной» скульптуры в России (Юноша, играющий в бабки), скончался 5 декабря 1864 г.) Ну что, как клуб художников, (С. Петербургское собрание художников (1863 - 1877) - организация открытого типа, сходная с клубом, включавшая разнородный состав художников. Деятельность ее носила во многом развлекательный характер.) или что другое, есть в Питере или нет?
При копировании материалов просим ставить активную ссылку на страницу источник:
http://i-shishkin.ru/ "Шишкин Иван Иванович"