1892

185 К. А. САВИЦКИЙ - И. И. ШИШКИНУ

[Москва]. 17 января 1892

Дорогой Иван Иванович!

Я бы готов был начать письмо свое словами: «Прости, что надоедаю тебе своими письмами». Но тем, что пишу, доказываю как раз обратное такому мнению о твоем молчании, другое дело Брюллов и Лемох, первый весьма грамотный, т.е. не в труд было бы ему отписать, второй, как и ты, крепко не любящий писать, все-таки исправился и покаялся, отписал мне после энергичных настояний моих. Твои лее письма к А. А. Киселеву я читал, и они так восхитили меня, что я совсем обновился, сразу почувствовал, что если по отвечаешь мне, то но по нежеланию быть со мною в переписке, а просто но можешь, не до того, не пришел стих твой... Писать лее ты великий мастер! Редко доводилось мне читать такое здоровое, честное, оригинальное и злое там, где случилось человеку обозлиться. Злость твоя такая, что бьет больно; но злиться на тебя нельзя, больно, а хохочешь не одним горлом, но и всем нутром! Видно, тяготит тебя дело твоей выставки, уж попался ты в ней, т. е. в массе всяких хлопот, столкновений, мнений и воззрений... все это баламутит, изнервило тебя, оно и понятно, художник не может быть нечувствителен в такие минуты жизни, когда детища его треплются на общественном рынке, когда все то, что составляло его интимный душевный мир, делается всеобщим достоянием. Поздравляю тебя с окончанием всего этого, читал и слышал, что ты реализировал многое, успешно продал, а главное скажу, что большое дело совершил ты при жизни, подвел огромный итог тому, что сделано тобой за многие лета, и наглядно показал силы свои для будущей еще большой деятельности... Рост, рост и рост, вот стимул твой, и благо тебе! Мы здесь (смею сказать мы), москвичи, издали следим и радуемся успеху каждого из братии нашей, в собраниях по пятницам сообща ликуем. В. Е. Маковский привез добрые вести из Питера. Работаем все энергично, видимся порознь и собираемся вместе. Была пятница, затеяли работать офорт сообща,

Вот при этом деле не раз помянешь тебя. Молодежь с горячностью накидывается на офорт, вспоминается мне и наше время.

завтра будем у Киселева, затем соберемся у Поленова, слоном, живем не во вред себе. Этого от всего сердца желаю и питерцам.

Выберешь свободную минутку, черкни словечко. Недостает мне старых приятелей.

Душевно твой К. Савицкий

186 А. А. КИСЕЛЕВ - И. И. ШИШКИНУ

Москва. 30 января 1892

Многоуважаемый Иван Иванович!

Давно уже не имел о Вас никаких сведений, а между тем Ваше житье-бытье меня особенно интересует теперь, когда Вы сделали такой решительный шаг в своем художественном подвижничестве и задумали показать публике всю закулисную работу Вашего творчества, Ваших давно известных и всем особенно дорогих пейзажей. Шаг этот чрезвычайно интересует меня своими результатами. Выставка Ваших этюдов - было явление незаурядное, а, напротив, выдающееся со всех сторон: и для публики, и для художников, даже для товарищей. Публика и большая часть художников первый раз увидели Ваши этюды. Все, что любит искусство, должно было заинтересоваться этой выставкой в высшей степени. Одно то обстоятельство, что после стольких лет появления Вашего только среди передвижников, теперь совершенно самостоятельная выставка Ваша в Академии художеств должна была вызвать во многих недоумение и предположение о том, что Товарищество разрушилось, или же, что Вы вышли из него. Четвертьвековая борьба Товарищества с Академией хорошо всем известна и многих интересует более, чем вопросы искусства. Наконец, и сами члены-товарищи, имея именно это в виду, разумеется, не могли совершенно сочувствовать появлению Вашей выставки в залах Академии и попятно, что должны были по-товарищески протестовать против Вашего выбора места для выставки, о чем и намекаете Вы (вероятно) в Ваших письмах ко мне. И, конечно, чем крупнее, чем коренное член Товарищества, чем более он сросся с сутью жизни этой отважной горсти людей, сумевших сберечь человеческий образ и человеческое отношение к своему делу среди безбрежного моря чиновно-звериного государства, тем менее желательно, чтобы этот член давал хоть малейший повод обществу думать, что Товарищество распадается, что лучшие члены его входят в компромиссы с этим отхожим местом искусства, т. е. с Академией, и что остальная часть этой ничтожной горсти Товарищества упрямится выставлять свои вещи в Академии только из фрондерства, из желания рисоваться своим либерализмом и протестантизмом. Только это обстоятельство и могло вызвать протест (конечно, дружеский протест) против выбора Вами Академии для выставки, а не что-нибудь другое. Что мог иметь кто-нибудь против Вашей выставки этюдов? Всякому, разумеется, было приятно увидеть всю Вашу чудесную работу, приведенную в систему, в порядок, а не урывками. Так что предположение Ваше, что иные радуются [...] статье Жителя и разделяют его взгляды, лишено всякого основания. (См. письмо 183.) Радоваться этому мог только личный завистник, и не художник, какой-нибудь Орловский (В. Д. Орловский входил в группу консервативно настроенных, враждебных ТПХВ представителей Академии.) и т. п., а не член Товарищества. Но я уверен, что Вас, как и всех нас, окружают разные приятели, которые только ищут случая подставить нам ногу, и если мы будем слушать, то не устоит никакое Товарищество, как по устоит ни одно хорошее дело. Я знаю, что конференц-секретарь Толстой (Толстой Иван Иванович (1858-1910), граф. - Археолог и нумизмат. С 1889 г. - конференц-секретарь Академии художеств, затем ее вице-президент (1893-1905). С 1905 по 1900 г. - министр просвещения. Принимал деятельное участие в введении нового академического устава 1893 г., способствовал основанию Русского музея Александра III. Автор ряда научных трудов.) Вам показался очень хорошим человеком; еще в прошлом году, когда я был с Вамп па академической выставке, Вы мне это говорили. Может быть, это и так. Но что Вы ему? Можно ли допустить хоть на одну минуту, что Вы, как художник, для него дороже, чем для Ярошенко или Мясоедова? Или, что он лучше ценит русское искусство и его деятелей, чем кто-нибудь из нас, передвижников? Нет, ему нужно утопить Товарищество, а то он окажется никуда негодным чиновником, плохим агентом Академии. Разумеется, он будет ухаживать за всеми, кто станет его слушать и откажется от товарищей, а уж залучить ему такого туза в Академию, как Шишкин, хоть бы только для этюдной выставки, для него праздник. Если же ему удастся поселить смуту между Вами и товарищами, то он и великого князя (Речь идет о президенте Академии художеств - вел. кн. Владимире Александровиче. Шишкин проявил в оценке И. И. Толстого, сыгравшего на определенном этапе развитая реалистического искусства положительную роль, большую объективность, чем А. А. Киселев и некоторые другие художники. Именно при Толстом были установлены новые академические порядки, введены индивидуальные мастерские, занятия в которых велись «исключительно по системе и личному усмотрению профессора-руководителя» (Временный устав Императорской Академии художеств, 1893, § 40). Это привлекло вскоре в Академию группу видных передвижников, в том числе и Киселева.) Вам на дом привезет и протанцует Вам хоть камаринскую! Ах, как хотелось бы мне услышать поскорее рассказ о том, как он, оставленный Вами в дураках, после всех своих стратегических выходов против Вас, как коренника передвижника, повернулся к Вам спиною и показал Вам свои чиновничьи фалды! Я бы от души порадовался! А то черт знает, какие-то слухи вздорные, нелепые, ходят здесь и распускаются всякими приятелями по поводу Вашей выставки, обострения отношений и т. д. Я ни одному слову но верю, но злость борет, что не могу, не имея никаких достоверных сведений, оборвать, как следует, этих болтунов.

Если Вы напишете мне слова два, я буду Вам много благодарен. Если же не случится у Вас пера и бумаги, то не беда. Скоро думаю увидеть Вас лично и расцеловать как художника, как Шишкина и как товарища, неизмененного, старого и дорогого нам всем. Савицкий Вас целует.

Преданный Вам неподдельно

А. Киселев.

187 В. М. КОНСТАНТИНОВИЧ - И. И. ШИШКИНУ

[Москва]. 2 марта 1892

Многоуважаемый Иван Иванович,

Из присланных Вами мне 12 этюдов 2 взял Маковский, за которые должен был рассчитаться с Вами лично, один из них: «Сосновая роща» в 100 р[ублей], другой «2 этюда кочек» (Возможно, речь идет об этюде «Сосновая роща при монастыре» 1890 (местонахождение неизвестно), экспонировавшемся на выставке 1891 г. под № 331. На той же выставке Шишкин демонстрировал три этюда кочек под № 290, 327 и 328.) - 50 р[ублей]. Остроухов взял «Дубы» (На выставке 1891 г. экспонировалось шесть этюдов дубов под № 47, 48, 226, 337, 344, 340.). за 75 р[ублей], денег еще не прислал; когда получу - принесу.

Три взял Евдокимов: 1. «Буковый лес» 75 р[ублей]

2. «Пожарище» 100 р[ублей]

3. «Еловый лес» 50 р[ублей] (Евдокимов Иван Львович - товарищ прокурора в Прокурорском надзоре московского окружного суда.)

Всего на 225 руб[лсй]

Эти двести двадцать пять рублей посылаю, а также оставшиеся шесть этюдов. Будьте добры, дайте записку Томсону (Томсон Андрей-Мориц Александрович - архитектор. Учился в Академии художеств. В 1865 г. получил звание классного художника третьей степени.)

Душевно преданный Вам В. Константинович.

188 А. Е. ПАЛЬЧИКОВ - И. И. ШИШКИНУ

[Петербург]. 27 июня 1892

Добрейший Иван Иванович,

Поджидал я Вас очень проездом из Беловежской пущи на дачу, но оказалось, что в Питер Вы не заезжали; а между тем нужно поговорить с Вами о следующем: я ходил к нескольким мастерам справиться о цене за штампованную доску па заголовок; оказалось, что один совсем не берется, второй просил за работу 125 р[ублей], а третий (Кирхнер) (Кирхнер Отто - владелец типографии и фабрики конторских книг, переплетных и кожаных изделий.) определил стоимость работы от 200 до 300 марок, то есть самое большое 150 рублей. Рисунок он берется отправить за границу, где и вырежут самый штамп на цельной доске и части этого штампа (например, листья, корни) на особых досках, что даст возможность печатать заголовок на переплете разными красками. Кроме того, тот же Кирхнер за папки (коленкоровые) просит от 1 р[убля] 50 к[опеек] до 1 р[убля] 75 к[опеек] за штуку, что составит за 350 папок от 525 рублей до 612 р[ублей] 50 к[опеек]. Как видите, все вопросы денежные, и притом такой суммы, какую я без Вашего согласия израсходовать не решаюсь. Если Вы найдете возможным поручить делать папки и штамп Кирхнеру, то на это при его ценах потребуется до 700 р[ублей], а считая 800 р[ублей], которые предстоят Марксу, всего придется истратить еще более 1500 р[ублей]. Вот об этих-то расходах мне и нужно было с Вами переговорить лично. Теперь же будьте добры, порассчитав все хорошенько, то есть расход на издание, предполагаемый доход от его распродажи (по 25 р[ублей] за экземпляр), не откажитесь уведомить меня письменно, чего мне держаться, па что рассчитывать и что заказывать. (Речь идет об издании 4-го альбома офортов Шишкина: «60 офортов профессора Ив. Ив. Шишкина. 1870-1892. Собственность и издание Л. Л. Маркса в С.-Петербурге». Альбом вышел в свет в декабре 1894 г. В предисловии к альбому издатель писал: «Значительный успех выставки (1891 г. - И. Ш.) навел нашего художника на мысль сделать такой же ретроспективный обзор всем своим офортам. С этой целью И[ван] И[вановнч] собрал имевшиеся у него офортные доски, прошел их снова, некоторые переделал совершенно и добавил около десятка новых».)

Здесь совершенная осень (вероятно, и у Вас тоже); мои все уехали, я один и очень бы хотел повидаться с Вами, но дорога, неимение времени и все такое, другое, прочее - не пускает.

Будьте здоровы, поклонитесь всем Вашим.

Ваш А. Пальчиков.

У Маркса все сдано, только совершенно случайно не подписаны Ваши два листа: Пчельник и Лес с волками, (Офорты «Пчельник» и «Лес с волками» не вошли в Альбом 1894 г.) но это не мешает делу.

189 Ф. И. БУЛГАКОВ (Булгаков Федор Ильич (1852-1908) - журналист, редактор-издатель, переводчик и автор ряда книг по искусству. Постоянный сотрудник газеты «Новое время».) - И. И. ШИШКИНУ

Спб. 12 июля [18]92

Многоуважаемый Иван Иванович,

Дважды я письмом просил Вас не отказать мне в извещении, где и когда я мог бы или повидаться с Вами, или как-нибудь иначе получить от Вас справки насчет названий Ваших картин и рисунков, уже отпечатанных для Альбома Ваших произведений, (Ф. И. Булгаков. Альбом русской живописи. Картины и рисунки профессора И. И. Шишкина. Спб., 1892. Фототипическое и автотипическое издание.) так как я не решаюсь выпустить его с какими-либо промахами, вполне устранимыми при Вашем любезном содействии. Моему посланному на Вашей петербургской квартире ответили, что по возвращении Вашем из Гродно я могу надеяться на исполнение моей просьбы. Прождав 5 недель в этой надежде, я при случайной встрече с графом Иваном Ивановичем (И. И. Толстым.) узнал, что Вы живете в Шмецке и просил его передать Вам о моей покорнейшей просьбе. Вероятно, граф позабыл. Вот почему я снова решился беспокоить Вас той же просьбой. Издание задерживается только из-за того, что не рискую выпустить его, не уверившись в безошибочности подписей под рисунками.

Если Вам невозможно повидаться, то я доставлю к Вам в Шмецк оттиски с посланным, который и привез бы их мне обратно. Не зная, удобно ли это Вам, я и прошу Вас предварительно известить меня, когда мой посланный может приехать к Вам в Шмецк.

Посылаю это письмо с оказией, чтобы дошло наверняка.

С истинным почтением, всегда готовый к услугам для Вас

Ф. Булгаков.

190 В. В. СТАСОВ - И. И. ШИШКИНУ

[Петербург]. Воскрес[енье] 6 декабря [18]92

Глубокоуважаемый Иван Иванович, Василий Васильевич Верещагин (В 1891 г. в журнале «Художник» (№ 2, с. 101-106) появились «Палестинские очерки» В. В. Верещагина, которые он, по-видимому, и читал у Стасова.) поручает мне просить Вас: не можете ли Вы пожаловать к нам (Знаменская, № 36) уже вечером: он будет читать своп впечатления о Палестине и очень желал бы видеть и Вас в числе слушателей?

Нечего мне прибавлять, что и я присоединяю свою просьбу.

Репину пишу о том же, по желанию В. В. Верещагина.

С истинной симпатией и почтением. Ваш

В. Стасов.